Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)
Шрифт:
Вдруг кто-то из спящих встал и медленным шагом пошел по направлению к хлеву. Сначала пан Заглоба подумал, что это Богун, потому что стража относилась к нему с великим почтением.
— Эх! — сказал он. — Будь у меня ружье, научил бы я тебя дрыгать ногами.
В это время идущий поднял голову; то был не Богун, а сотник Голода, которого пан Заглоба отлично знал в Чигирине.
— Молодцы, — сказал Голода, — не спите?
— Нет, батька, а спать смерть как хочется. Пора бы сменить нас.
— Сейчас вас сменят. А сучий
— Разве душа из него убежала, а сам он не пошевельнулся.
— Хитрая лисица! Посмотрите, однако, что с ним делается, а то он сумеет и в землю спрятаться.
— Сейчас, — и несколько казаков приблизились к дверям хлева.
— Да, кстати, и сена возьмите с чердака. Как солнце взойдет, поедем.
— Хорошо, батька.
Пан Заглоба тотчас же оставил свой наблюдательный пост и перебрался ко входу на чердак. Вот скрипнули деревянные засовы, вот солома зашумела под ногами казаков. Сердце пана Заглобы тревожно забилось, он стиснул в руках саблю и повторил свою клятву, что скорее позволить сжечь себя вместе с хлевом, изрубить в куски, но живым не дастся. Он предполагал, что казаки вот-вот подымут своих, но ошибся. Одно время было слышно, как они расхаживали по хлеву, наконец, один из них заговорил:
— Куда девался этот черт? Никак его не найдешь! Мы его вот здесь бросили.
— Колдун он, что ли? Высеки огня, Василий, тут темно, как в лесу.
Настало молчание; Василий, очевидно, искал трут и огниво, а другой казак начал потихоньку вызывать пана Заглобу:
— Пан шляхтич, где вы тут?
— Как же, нашел дурака! — прошептал Заглоба.
Наконец, Василий разыскал свое огниво. Поток искр осветил темный хлев и головы казаков в шапках, затем все вновь потонуло во мраке.
— Нет его! Нет! — шептали тревожные голоса. Один из казаков подбежал к дверям.
— Батька Голода! Батька Голода!
— Что такое? — отозвался сотник.
— Ляха здесь нет!
— Как нет?
— Словно в землю провалился! Нет нигде. О, Господи, помилуй! Мы огонь высекали — нету!
— Не может быть! Ой, и достанется вам от атамана! Убежал, что ли? Вы заснули?
— Нет, батька, мы не спали. Из хлева он не мог уйти с нашей стороны. —
— Тише! Не будите атамана! Если лях не вышел, то, должно быть, где-нибудь прячется. А вы везде смотрели?
— Везде смотрели.
— А на чердаке?
— Куда ему было на чердак влезть, когда он связан?
— Дурак! Если б он не развязался, то был бы здесь. Искать его на сеновале! Зажечь огонь!
Искры посыпались снова. В хлев собралась вся стража. Поднялась страшная суматоха. Один советовал одно, другой другое.
— На чердак! На чердак!
— Смотри снаружи!
— Не будите атамана, а то беда!
— Лестницы нету!
— Принести другую!
— Нигде нету!
— Беги в хату, нет ли там.
— О, проклятый лях!
— Лезь по углу на крышу, через крышу можно войти.
—
— Принести копья! — загремел голос Голоды.
Часть казаков побежала за копьями, остальные задрали головы и поглядывали на чердак. Через отворенные двери проникли лучи рассвета и озарили отверстие, ведущее на сеновал, черное и молчаливое.
Казаки снизу не переставали уговаривать пана Заглобу:
— Ну, пан шляхтич! Спусти лестницу и слезь. И так не уйдешь, зачем утруждать людей? Слезь, слезь!
Тишина.
— Ты умный человек! Если б тебе это помогло, так ты бы сидел, но так как это тебе не поможет, ты слезешь добровольно; ты же умный!
Тишина.
— Слезь, а то мы тебе шкуру с головы сдерем, а потом головой в навоз спустим!
Пан Заглоба оставался одинаково безучастным как к просьбам, так и к угрозам, и сидел в темноте, как барсук в своей норе, готовясь к отчаянной обороне. Только губы его шептали какую-то молитву, да рука все крепче сжимала саблю.
Казаки возвратились, связали копья по три вместе и поставили их остриями к отверстию. У пана Заглобы мелькнула было мысль втащить их к себе, но не стал этого делать: все равно принесут другие.
Понемногу весь хлев наполнился народом. Одни светили лучинами, другие понатаскали шестов и лестниц. Лестницы все оказались коротки. Решили связать их ремнями, потому что по копьям, действительно, трудно было взбираться. Однако и на это нашлись охотники.
— Я пойду! — разом крикнуло несколько голосов.
— Ждать лестницы! — скомандовал Голода.
— А что помешает, батька, попробовать по копьям?
— Василий влезет; он как кошка взбирается.
— Ну, пробуй.
Другие начали подшучивать:
— Эй, осторожней! У него сабля, голову раскроит, вот увидишь.
— Я сам его за чуб поймаю и стяну вниз.
Однако Василий не робел.
— Он знает, что если пальцем тронет меня, то атаман рассчитается с ним… и вы, братцы.
То было предостережение для пана Заглобы, который сидел, притаившись на своем месте.
Казаки начинали приходить в веселое расположение духа; эпизод с паном Заглобой забавлял их.
— Одним дураком будет меньше на белом свете.
— Он не увидит, как мы заплатим за твою голову.
— Он колдун. Черт его знает, во что он там оборотился. Кого ты там найдешь?
Василий, который уже было собрался лезть, вдруг остановился.
— На ляха я пойду, — сказал он, — ну, а на черта нет.
Впрочем, в это время лестница была уже связана и приставлена к чердаку. Взбираться по ней было плохо: тонкие перекладины так и трещали под тяжелыми ногами казаков. Первым полез сам Голода.
— Ты видишь, пан шляхтич, тут не шутки, — сказал он. — Хочешь сидеть наверху — сиди, но не обороняйся; мы тебя достанем, хоть бы для этого нам пришлось разобрать весь хлев. Сообрази-ка это!