Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Сенкевич Генрик

Вдруг кто-то из спящих встал и медленным шагом пошел по направлению к хлеву. Сначала пан Заглоба подумал, что это Богун, потому что стража относилась к нему с великим почтением.

— Эх! — сказал он. — Будь у меня ружье, научил бы я тебя дрыгать ногами.

В это время идущий поднял голову; то был не Богун, а сотник Голода, которого пан Заглоба отлично знал в Чигирине.

— Молодцы, — сказал Голода, — не спите?

— Нет, батька, а спать смерть как хочется. Пора бы сменить нас.

— Сейчас вас сменят. А сучий

сын не убежал?

— Разве душа из него убежала, а сам он не пошевельнулся.

— Хитрая лисица! Посмотрите, однако, что с ним делается, а то он сумеет и в землю спрятаться.

— Сейчас, — и несколько казаков приблизились к дверям хлева.

— Да, кстати, и сена возьмите с чердака. Как солнце взойдет, поедем.

— Хорошо, батька.

Пан Заглоба тотчас же оставил свой наблюдательный пост и перебрался ко входу на чердак. Вот скрипнули деревянные засовы, вот солома зашумела под ногами казаков. Сердце пана Заглобы тревожно забилось, он стиснул в руках саблю и повторил свою клятву, что скорее позволить сжечь себя вместе с хлевом, изрубить в куски, но живым не дастся. Он предполагал, что казаки вот-вот подымут своих, но ошибся. Одно время было слышно, как они расхаживали по хлеву, наконец, один из них заговорил:

— Куда девался этот черт? Никак его не найдешь! Мы его вот здесь бросили.

— Колдун он, что ли? Высеки огня, Василий, тут темно, как в лесу.

Настало молчание; Василий, очевидно, искал трут и огниво, а другой казак начал потихоньку вызывать пана Заглобу:

— Пан шляхтич, где вы тут?

— Как же, нашел дурака! — прошептал Заглоба.

Наконец, Василий разыскал свое огниво. Поток искр осветил темный хлев и головы казаков в шапках, затем все вновь потонуло во мраке.

— Нет его! Нет! — шептали тревожные голоса. Один из казаков подбежал к дверям.

— Батька Голода! Батька Голода!

— Что такое? — отозвался сотник.

— Ляха здесь нет!

— Как нет?

— Словно в землю провалился! Нет нигде. О, Господи, помилуй! Мы огонь высекали — нету!

— Не может быть! Ой, и достанется вам от атамана! Убежал, что ли? Вы заснули?

— Нет, батька, мы не спали. Из хлева он не мог уйти с нашей стороны. —

— Тише! Не будите атамана! Если лях не вышел, то, должно быть, где-нибудь прячется. А вы везде смотрели?

— Везде смотрели.

— А на чердаке?

— Куда ему было на чердак влезть, когда он связан?

— Дурак! Если б он не развязался, то был бы здесь. Искать его на сеновале! Зажечь огонь!

Искры посыпались снова. В хлев собралась вся стража. Поднялась страшная суматоха. Один советовал одно, другой другое.

— На чердак! На чердак!

— Смотри снаружи!

— Не будите атамана, а то беда!

— Лестницы нету!

— Принести другую!

— Нигде нету!

— Беги в хату, нет ли там.

— О, проклятый лях!

— Лезь по углу на крышу, через крышу можно войти.

—

Не выйдет, карниз обит досками.

— Принести копья! — загремел голос Голоды.

Часть казаков побежала за копьями, остальные задрали головы и поглядывали на чердак. Через отворенные двери проникли лучи рассвета и озарили отверстие, ведущее на сеновал, черное и молчаливое.

Казаки снизу не переставали уговаривать пана Заглобу:

— Ну, пан шляхтич! Спусти лестницу и слезь. И так не уйдешь, зачем утруждать людей? Слезь, слезь!

Тишина.

— Ты умный человек! Если б тебе это помогло, так ты бы сидел, но так как это тебе не поможет, ты слезешь добровольно; ты же умный!

Тишина.

— Слезь, а то мы тебе шкуру с головы сдерем, а потом головой в навоз спустим!

Пан Заглоба оставался одинаково безучастным как к просьбам, так и к угрозам, и сидел в темноте, как барсук в своей норе, готовясь к отчаянной обороне. Только губы его шептали какую-то молитву, да рука все крепче сжимала саблю.

Казаки возвратились, связали копья по три вместе и поставили их остриями к отверстию. У пана Заглобы мелькнула было мысль втащить их к себе, но не стал этого делать: все равно принесут другие.

Понемногу весь хлев наполнился народом. Одни светили лучинами, другие понатаскали шестов и лестниц. Лестницы все оказались коротки. Решили связать их ремнями, потому что по копьям, действительно, трудно было взбираться. Однако и на это нашлись охотники.

— Я пойду! — разом крикнуло несколько голосов.

— Ждать лестницы! — скомандовал Голода.

— А что помешает, батька, попробовать по копьям?

— Василий влезет; он как кошка взбирается.

— Ну, пробуй.

Другие начали подшучивать:

— Эй, осторожней! У него сабля, голову раскроит, вот увидишь.

— Я сам его за чуб поймаю и стяну вниз.

Однако Василий не робел.

— Он знает, что если пальцем тронет меня, то атаман рассчитается с ним… и вы, братцы.

То было предостережение для пана Заглобы, который сидел, притаившись на своем месте.

Казаки начинали приходить в веселое расположение духа; эпизод с паном Заглобой забавлял их.

— Одним дураком будет меньше на белом свете.

— Он не увидит, как мы заплатим за твою голову.

— Он колдун. Черт его знает, во что он там оборотился. Кого ты там найдешь?

Василий, который уже было собрался лезть, вдруг остановился.

— На ляха я пойду, — сказал он, — ну, а на черта нет.

Впрочем, в это время лестница была уже связана и приставлена к чердаку. Взбираться по ней было плохо: тонкие перекладины так и трещали под тяжелыми ногами казаков. Первым полез сам Голода.

— Ты видишь, пан шляхтич, тут не шутки, — сказал он. — Хочешь сидеть наверху — сиди, но не обороняйся; мы тебя достанем, хоть бы для этого нам пришлось разобрать весь хлев. Сообрази-ка это!