Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Сенкевич Генрик

Пан Заглоба боялся, как бы Жендзян, подвыпивши, не проболтался, но опасения его оказались напрасными. Ловкий паж врал, не краснея, приправляя, где нужно, ложь правдой, отчего вся история получала уже совершенно правдивый вид. Нашим рыцарям все-таки странно было слышать речи, где имена их со страшною откровенностью повторялись чуть не на каждом шагу.

— Слышали мы, — сказал Бурлай, — что Богун ранен на поединке. Вы не знаете, кто его ранил?

— Володыевский, офицер князя Еремии, — спокойно отвечал Жендзян.

— Эх, попался бы он в мои руки, заплатил бы

я ему за нашего сокола. Шкуру с него содрал бы!

Пан Володыевский повел своими белобрысыми усиками и посмотрел на Бурлая таким взглядом, каким охотничья собака смотрит на волка, не имея возможности схватить его за горло, а Жендзян как на зло еще и прибавил:

— Поэтому-то я и назвал вам, пан полковник, его имя.

"Из этого мальчика со временем выйдет прок", — подумал Заглоба.

— Но тот не так уж и виноват; его сам Богун вызвал на поединок, не зная, с кем имеет дело. Там был и другой шляхтич, злейший враг Богуна, который уже однажды увел княжну у него из-под носа.

— Кто такой?

— Так, старый пьянчуга, который прихлебательствовал у нашего атамана в Чигирине, юлил перед ним и выдавал себя за его доброго друга.

— Уж висеть ему! — крикнул Бурлай.

— Гореть мне в огне, если не обрублю уши этому поросенку, — проворчал тихонько Заглоба.

— И так его изрубил, что другого давно бы вороны клевали, но в нашем атамане душа засела крепко; вот он и выкарабкался, и сумел дотащиться до Владавы, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если б не мы. Мы его на Волынь отправили, где наши взяли верх, а самих нас он сюда выслал за девушкой.

— Уж погубят его эти чернобровые, — проворчал Бурлай, — я ему давно это предсказывал. А не лучше ли было ему поиграть с девушкой по-казацки, а потом камень на шею — да и в воду, как это мы делывали на Черном море?

Пан Володыевский едва усидел: так он был уязвлен в своих же чувствах к прекрасному полу. Заглоба расхохотался и сказал:

— Конечно, так было бы лучше!

— Но вы — хорошие люди, — продолжал Бурлай, — вы его не покинули во время нужды, а ты, мальчик (он кивнул головою Жендзяну), ты лучше всех; я видел еще в Чигирине, как ты ухаживал за нашим голубем. Ну, значит, и я вам друг… говорите, что вам нужно, казаков или лошадей? Я дам вам все, чтобы вы в дороге ни в чем нужды не имели.

— Казаков нам не нужно, пан полковник, — ответил Заглоба, — мы тут свои люди и едем по своей земле, а в случае дурной встречи, нам, втроем, легче будет управиться, чем целой ватагой. Вот лошадей, если есть получше… они бы нам пригодились.

— Я вам дам таких, которых никакие гонцы не догонят.

Тут заговорил и Жендзян, не желая упускать удобного случая:

— И денег нам, атаман, дал мало. У него самого не было, а за Брацлавом мера овса — талер.

— Что ж ты молчал? Иди за мной! — скомандовал Бурлай.

Жендзян не заставил повторять два раза это приказание и исчез вместе со старым полковником за дверями, а когда вернулся, румяное лицо его светилось радостью, а карманы синего жупана изрядно оттопыривались.

— Ну, поезжайте с Богом, — сказал старый казак, — а как

возьмете девушку, то заезжайте ко мне, и мне хочется посмотреть на Богунову невесту.

— Нельзя, пан полковник, — смело ответил паж, — эта полька очень боязлива, и уж однажды поранила себя ножом. Мы боимся, как бы с ней чего дурного не случилось. Лучше уж пусть сам атаман ладит с нею.

— Он сладит, она станет его бояться. Полька — белоручка! Ишь ты, казаком брезгует! Ну, поезжайте с Богом, теперь уж вам недалеко!

От Ямполя до Валадинки рукой подать, но ехать пришлось бездорожьем, потому что в то время этот край был почти совершенной пустыней, кое-где заселенной. Уже загоралась заря, когда кончился пир у Бурлая, а пан Заглоба рассчитал, что раньше вечера они не дойдут до яра. Это было ему на руку; ему хотелось похитить Елену именно ночью. До сих пор им везло, и пан Заглоба, вспоминая по дороге пирушку у Бурлая, рассуждал так:

— Присмотритесь, в какой дружбе живут казаки, как помогают друг другу. Они готовы один за другого броситься в огонь, не так, как наша шляхта.

— Я долго прожил между ними и видел, — ответил Жендзян, — что Бурлай пользуется среди них большим уважением, и сам Хмельницкий его отмечает.

— А ты, небось, его тоже зауважал, потому что ограбил его совершенно. Эх, Жендзян, Жендзян! Не умрешь ты своей смертью!

— Кому что на роду написано. А обмануть неприятеля не грех, а заслуга в глазах Божьих.

— Я тебя не за то браню — за жадность твою. Скверное чувство, недостойное шляхтича. Уж гляди, попадешь ты за это в ад.

— Я не пожалею денег на свечи, если мне удастся заработать, чтобы и Богу что-нибудь досталось. Он за это благословит меня, а родители добром помянут.

— Вот шельмец! — воскликнул пан Заглоба. — Я думал, что вместе со мной сойдет в могилу вся моя изобретательность, но вижу, что этот проныра и меня перещеголяет. Итак, благодаря хитрости этого мальчишки мы освободим нашу княжну от Богунова плена по Богунову же приказу на Бурлаевых конях. Видел ли кто-нибудь подобную вещь? А на вид за него никто бы и трех грошей не дал.

Жендзян самодовольно улыбнулся.

— А разве это дурно, пан Заглоба?

— Мне это нравится, и, если б не твоя жадность, я бы взял тебя к себе в услужение… Ну, да ладно: за то, что провел за нос Бурлая, я тебе прощаю, что ты назвал меня пьяницей.

Прошла ночь; вот и солнце высоко взошло над землею, теперь недалеко и Валадинка. Рыцари были у самой цели, но тревога помимо воли закрадывалось в их сердца. Жива ли Елена, и если жива, найдут ли они ее в яру? Горпина могла увезти ее, спрятать в глухом углу, наконец, просто умертвить ее. Препятствия еще не преодолены, опасности еще грозят на каждом шагу. У них были все знаки, по которым Горпина признает в них посланцев Богуна, исполняющих его волю, ну, а как нечистая сила заранее предуведомит ее? Больше всего опасался Жендзян, да и пан Заглоба, хотя и опытный в черной магии, не мог об этом думать без тревоги. Вот из-за поворота оврага блеснула светлая лента ручья, и румяное лицо Жендзяна сразу побледнело.