Огнем и Словом
Шрифт:
— Ты, выходит, что старше меня титулом, воевода… нобилиссим, — растерянно говорил Федор Палеолог.
— Получается. И я имею право отдать тебе приказ сопровождать меня и охранять. Так что, приказ выполнишь? — говорил я, усмехаясь.
— Я… я не знаю, — мямлил Федор.
Вот на такую реакцию я и надеялся, вопреки тому, что обстановка не предполагала верности представителя империи в Херсонесе своему императору. То, что произошло в Константинополе, тут уже известно. Но все равно венецианцы стоят бок-о-бок с византийцами и не пропускают именно византийцев, целого нобилиссима в моем лице.
— Хвьедар, ты клялся в дружбе со
— Решай, Палеолог. Уверен, что предательство не будет одобрено главой твоего рода Михаилом, — напирал я на византийца.
— Я не могу… я… жениться… я, — мямлил византиец, а после, так и вообще, расплакался.
Палеолог, предок, вероятного в будущем императора Византии, если история окончательно не свернет в другую сторону, он плакал, как может только женщина. Нет ничего более брезгливого для меня, как слезы мужчины, который опоясан мечом. Слабый характером? Паши землю, работай приказчиком у купца, да много чего можно делать, но нельзя опоясываться мечом.
— С тобой говорю, Витале, просто пропусти нас. Отведите корабли. Я делаю последнее предложение — четыре сотни марок серебром. Так вы сохраните честь и даже больше, сообщите о своей победе, — сказал я, борясь с внутренним протестом. — Я даю вам право заявить о своей победе при этом не жечь мосты, а пробовать договариваться с императором.
— В чем подвох? Все, что я знаю о тебе, говорит, что ты не идешь на попятную. Половцы рассказывали о боях на Холме, где все пылало, замерзало, камни сами летали, боги языческие спускались, чтобы помочь тебе. Так почему ты не атакуешь? — уже присев, с не меньшей брезгливостью посмотрев на своего компаньона, спрашивал меня венецианец.
— Я не хочу и не могу потерять хотя бы корабль, — признался я. — Но я предлагаю тебе взглянуть на то, как буду топить твои корабли.
Я махнул рукой и лодку с бочонком пороха спустили на воду. Два гребца отбуксировали ее подальше от корабля, другая лодка, следовавшая следом, подобрала воинов. Через полторы минуты прогремел взрыв.
— Убирай, Витале Конторини, корабли! — сказал я жестко.
— Уберу! — сказал венецианец, впечатленный представлением.
А я подумал, что уже через два месяца, не позже, нужно подготовить флот и все-таки дать бой венецианцам, или византийцам-бунтовщикам. Но, кроме того, что нужна морская победа, в планах было воссоздать город Ольвию, чтобы была у нас база на выходе из Буга и Днепра. Вот уж не понимаю, почему после того, как город был разрушен гуннами, его не восстановили. Важнейшее же место! Ничего, недоработку исправим.
И эта была одной из причин, почему я не ввязываюсь в сражение. Все ресурсы, что имею, все должно быть употреблено на развитие. И в Ольвию отдельный караван будет готов ровно тогда, как будут разбиты крымские половцы.
Глава 17
Арон чувствовал себя не то что не в своей тарелке, а будто в некоем мифе, легенде, где рассказывается о славных, не сильно умных воинах. Сын народа Израиля, пусть внешне и предавший свое родство, ценил в людях более остального ум, хитрость. А сила — она, в понимании торговца, ставшего еще и дипломатом, последний аргумент, когда не сработали все остальные.
А вот мужчины, которые сидели напротив него, думали иначе. Они сами восхваляли лишь силу, а все поражения, которые прослеживаются
И теперь Арон говорит, а они не верят. Он убеждает, а они убеждаться не хотят.
Прибыв на земли бодричей еще три недели назад, Арон никак не мог встретится со славянскими вождями. Наиболее сильные и знатные из них, Ратибор, Яромир и Никлот, были заняты как раз войной, которая началась еще до прихода Арона. Так что приходилось ждать и несколько терпеть неудобства. И то, Ратибор не смог прибыть на переговоры.
Полоцко-братскую миссию не впускали на славянские городища, или города… Что-то среднее между этими понятиями видел Арон и представитель Полоцкого княжества Вячеслав Святославович. Именно он, представитель полоцкой княжеской ветви представлял интересы не столько Полоцка, сколько всей Руси, так как лидерство Изяслава Киевского «Рогволодовыми внуками», или Изявлавовичами, так называлась полоцкая династия признано и клятвы произнесены.
Ожидание переговоров потребовало серьезных трат, прежде всего денег Братства. Бодричи задирали цены на продукты до безумия. За три недели ожидания Арону пришлось, чуть ли не со слезами на глазах, выделить двести семь полноценных серебряных гривен и не только для того, чтобы прокормить все три сотни человек, состоящих в миссии, а лишь на мелкие расходы, коня подковать, или досок прикупить. Продукты старались экономить и употреблять свои, иначе и серебра не хватит.
Славяне-бодричи оказались менее гостеприимны, чем даже балтские племена ливов и латгалов, через чьи земли Арону пришлось пройти. Торговец был уверен, что без двух с половиной сотен ратников, русскую миссию убили бы и разграбили еще при входе в земли вождя бодричей Никлота. Чужаков тут неохотно принимали
— Ну, все, хватит молчать. Я дозволяю тебе говорить, русич… Или ты не русич, но говорящий за них, — пробасил почти что полностью седовласый, с широченными плечами и грозным взглядом из-под нахмуренных бровей, вождь бодричей Никлот.
— Говори, Арон, я уже понял, чего ты хочешь, нужно, чтобы Никлот это осознал, — сказал Яромир, вождь руян.
— Это ты меня так слабоумным назвал, червь морской? — взбеленился Никлот и выхватил свою секиру.
Арон в отчаянии качал головой. Уже третья ссора между вождями. И не понять чего тут больше: реальной или наигранной. Торговец понимал, что воевода Владислав Богоярович несколько ошибся со своими выводами. Эти люди пока просто не понимают, какая опасность над ними нависла. И дело даже не столько в вероисповедании, разница в нем лишь позволяет оправдывать истинные цели. Датчане, саксонцы, другие германцы — все они стремятся заполучить более лучшие экономические выгоды.
Датчанам, к примеру, руяне, как кость в горле, не нужны они и германским торговым городам, которые уже готовы более тесно организовываться в торговый союз. Но руяне — это очень даже умелые и смелые корабелы, они не уступают ни в технологиях кораблестроения, ни в выучке и решительности в бою. Руянское пиратство — это бич Балтийского моря, многими все еще зовущееся Варяжским. Вот если убрать руян, взять их корабли, освоить их базы, так и Дания станет еще сильнее.
А для саксонского пфальцграфа важнее были земли, как, впрочем, и для остальных игроков. Это для церкви более нужнее новая паства, новые доходы, расширение влияния.