Огнем, мечом, крестом
Шрифт:
А вот люди не грязные, что такое баня прекрасно знают, и лохмотья не носят. Даже в сумраке было различима вышивка на одеяниях, а серое домотканое полотно рубах явно стиранное многократно, иначе бы давно превратилось в черное по цвету. Интуитивно понимают, что без мытья тела и стирки давно бы от вшей чесались, да вымерли бы всем скопом на своих болотах. Ведь Эстония даже в 21-м веке, несмотря на проведенные обширные работы по осушению, территория на треть из болот и заболоченностей состоит, а сейчас явно половина, никак не меньше. Однако постоянная жизнь на них чревата большой смертностью, особенно детской. Выживают только сильнейшие, и то только для того, чтобы их прирезали завоеватели.
— Вот и все — вопрос о власти стоит ребром, и в сторонке отсидеть не удастся. Если удастся улучшить жизнь, а такое всегда заметно, то
Пришедшая в голову и на язык мысль была настолько безумной, что Лембит захохотал, и этот нервный смех разбудил его окончательно. И сразу же ощутил, что ногам тепло — он ведь снял сапоги и перед сном и пропревшие носки — тонкие из хлопка и толстые шерстяные. Пошевелил пальцами, к ступням словно пышущую жаром грелку приложили, мягкую, и вроде как живую, к тому же издающие звуки.
— Ты уже проснулся, мой господин? Сейчас принесу твое «питье», оно теплое. И обую тебя, княже — твои сапоги просохли.
Лембит увидел над собой лицо Айны, потом ее всю — поднявшаяся девушка уже заправляла рубашку, успел заметить белую кожу и пупок. В голове тут же щелкнула догадка — так вот кто, оказывается, грел ему ступни, прижав их к своему животику. И обращение к нему изменилось — не просто «господин», но «мой» — а такая весьма почтительная обмолвка о многом говорила. Выходит, что дав ей «фантик» в виде пакетика от кофе, он сделал предложение вступить к нему на службу, а девушка, приняв его дар, согласилась служить преданно, раз голые ступни собой грела. То-то у всех женщин глаза в чашки превратились, когда на торжествующую девчонку посмотрели. Но да ладно, раз не «мой муж» назвала, то вообще хорошо, а так как он никакой ни князь, а самый натуральный самозванец, то свитой обзаводиться надо, без нее по нынешним временам «господину» никак не обойтись, ведь известно, какую и чью роль она должна играть.
— Вот твое «питие», мой господин, испей.
Пока мужчина размышлял, сидя на медвежьей шкуре, девчонка уже метнулась к печи, сняв с камня его кружку с недопитым кофе, как он помнил, но прикрытую какой-то дощечкой. И тут он удивился не на шутку — девушка чуть отхлебнула из кружки, действительно отпила, причем нарочито демонстративно, и что значил сей ритуал Шипов так и не понял. Но возмущаться не стал, даже неудовольствия не выразил — явно ведь не просто так все делается. А вот кофе был пусть не кипяток, но вполне горячий — видимо, специально не давали остыть, заботливо поставив на горячие камни. А пока пил, Айно снова метнулась к печи, и тут он заметил, что на приставленных камнях развешаны его носки и стоят сапоги. Несказанно удивился, когда девчонка, встав перед ним на колени, стала надевать выстиранные, действительно выстиранные носки (ведь «колом» должны стоять и дурно пахнуть), мягкие и теплые, ему на ступни. А там дошла очередь и до сапог, из которых девушка стала вынимать обычное сено — так обычно делают во время просушки обуви. Выходит, служанка ему попалась очень заботливая и самостоятельная, не ждет от «начальства» постоянных «ценных указаний», а действует по собственному разумению и врожденной практичности. Так что следует, как говорится, «посмотреть», ничем не выражая своих эмоций, как свойственно феодалам по отношению к зависимым от них людям. И Лембит поймал себя на мысли, что в его времени «спасибо» не говорят стиральной машине за произведенную работу, или роботу-пылесосу за постоянную уборку. Тут такое же отношение, и если он выразит обычные чувства, то это неизбежно скажется на его «рейтинге». И если и стоит выразить благодарность или дать подарок, то нужно перед этим трижды хорошо подумать.
Восемьсот лет разницы в восприятии мира — это очень много, настоящая культурная пропасть, бездна под ногами!
Тем временем девчонка старательно его обула, снова метнулась к печи — снующие там женщины весьма почтительно передали ей глиняную чашку с большим куском отварного мяса, от которого шел пар. Теперь ситуация прояснилась окончательно — лучший «ломоть» феодалу, причем отдельная от всех трапеза тут прямое следствие, само собой подразумевающееся. Хватать руками жирный и горячий «кусман» Лембит не стал, отстегнул «липучку» от нагрудного кармана и достал завернутую в салфетку стальную вилку. Затем вытащил нож, и с их помощью живо разделал мясо на небольшие кусочки.
— Так, панибратство тут не допустимо, каждый знает свое место, — пробормотал Лембит, дожевав очередной кусочек. — Теперь остается узнать, «чье место» я по недомыслию сегодня занял.
На вопрос ответа не было, и хотя хотелось кушать, он не стал доедать мясо, мысленно посетовав на отсутствие перца и соли, и собственной чистой тарелки — все же брезгливость никуда не делась. Вытер нож, вилку и кружку сеном, затем протер свои вещицы салфеткой, и все распределил по карманам. И вовремя, тут же в дом вошел Тармо, низко поклонился.
— Мой господин, пришли ливы, хотят в твоей дружине сражаться. И люди собраны, вестника в городище я отправил, слова твои он заучил.
Шипов снова уловил странность — «мой господин» у Тармо прозвучало как-то привычно, словно тот сделал свой выбор, определился. Однако теперь нужно заниматься делом, с которым он был знаком только по книжкам и фильмам. Вот смеху-то — «малев» переводится именно как «дружина», и к нему пришли какие-то ливы, хотя в его времени этот народ практически исчез, и нет природных носителей их языка, который изучают лингвисты только в университете в Тарту. А вот названия от практически сгинувшего народа остались — Ливония, Ливский Берег и прочие.
И нет никакого удивления — полностью были истреблены и насильственно ассимилированы пруссы, зато Пруссия, уже германская по своему этническому составу, вошла в историю!
Шипов поднялся с «обжитых нар» (чур-чур, мысленно перекрестился, хотя от них, как и от сумы не отвертеться, если судьбой предназначено), и вышел из дома через дверь, согнувшись в три погибели. Весьма функциональный проем — и тепла наружу меньше уходит, и любому врагу, кто попытается вовнутрь прорваться, сгибаться тоже придется. И как следствие, подставлять под удар сверху, с размаха, а такие самые сильные, свои шею и затылок с соответствующими последствиями для организма.
— Ох, мать вашу, как дышать приятно…
Глотнув чуть морозного воздуха, Лембит моментально почувствовал легкое опьянение с нешуточным потрясением — дышать стало неимоверно легко и приятно. И только сейчас он осознал, какая антисанитария царит в жилищах эстов, если сейчас глаза на лоб полезли и надышаться кислородом не может. Усмехнулся — в его времени все пропитано промышленными отходами и «достижениями», загажены окрестности городов, климат на планете изменяться стал. А тут дышать можно полной грудью и пьянеть, вот только в таких домах жить категорически противопоказано, по крайней мере, ему уж точно. Пусть лучше обычная банька временным жилищем пока станет, но правильней будет дом нормальный построить, со стеклянными окнами, и печь с трубой сложить, чтобы топить ее «по белому», да и полы из досок настелить, грязь лучше не месить. И тут же перечень предстоящих работ и новшеств тут же стал добавляться новыми пунктами, и Шипов, мысленно охнув, предпочел «отключить» в мозгу эту «опцию». Тут как нельзя лучше выражение подходит — работы непочатый край!
Отдышавшись, вернее надышавшись чистого воздуха, Лембит внимательно окинул взглядом городище — людишек явно прибавилось, как и лошадей, причем оседланных. Последние стояли везде, и лопали отнюдь не сено — некоторым, что были покрепче статью, на морды навесили торбы с овсом или ячменем, а это одно свидетельствовало о том, что то боевые кони. Но таких даже десятка не насчитывалось, это он понял сразу, и стояли они наособицу. И седоков сразу опознал — ливы, о которых говорил Тармо. Те же эсты по виду, только в отличие от них вооружены куда лучше — на кожаных куртках железные пластины, точно такие же на шапках и сапогах, большие луки, стрелы в колчанах, округлые щиты. И главное — нормальные мечи на поясе, не длинные кинжалы, а это однозначно свидетельствует о том, что люди служивые, и в боях побывавшие — лица в шрамах, глаза цепкие, смотрят сурово, с подозрением. Это не крестьяне, вполне профессиональные воины, для которых убить врага в бою такое же ремесло, как для крестьянина выращивать зерно, а для рыбака плести сети и ловить неводом.