Огненная кровь. Том 2
Шрифт:
И всё равно, где бы это было, он мог быть даже простым лекарем, если бы дома его ждала она. Он согласился бы драть зубы и делать настойку от колик, совсем, как мечтал Цинта, только…
…только захочет ли она такой жизни? Или мечты снова заведут его в тупик?
— Это всё, — голос Иррис вырвал его из клубка сомнений и желаний, — дальше идёт о способах приготовления? Это читать?
— Что? Да… То есть, нет. Да, в смысле, нет, это не нужно.
Альберт встал. Не встал — вскочил, и отошёл к её картине, пытаясь успокоиться. Она рисовала шторм. Он рассматривал рваные мазки и почти видел это буйство стихии.
—
Иррис отложила книгу, тоже встала и, отойдя за мольберт, отвернулась, глядя на море.
— Я хотела сказать тебе — спасибо, — произнесла она тихо, — за то, что ты снова меня спас. И за ту цену, которую ты готов был за это заплатить. И мне снова нечем тебя благодарить… но я хочу, чтобы ты знал — если придётся выбирать, чью жизнь спасти: твою или свою, я, не колеблясь, выберу твою...
Она вздохнула и добавила:
— …Ты спрашивал... Да, мы можем быть друзьями. Хотя я знаю, что ты всё равно нарушишь все свои обещания, потому что ты это ты. Но мы можем попробовать это сделать.
Иррис посмотрела на него и робко улыбнулась.
Это были самые горькие и сладкие слова, которые ему приходилось слышать. Он был почти счастлив и почти убит ими. Потому что она только что сказала, что готова отдать за него жизнь, и это было так сладко слышать, но лишь потому, что чувствовала бремя вины и долга, и вот это было горько.
— Так, значит… теперь друзья? — спросил он, не в силах удержать глупую улыбку.
— Да, — она улыбнулась в ответ, уже уверенно и искренне.
И эта тёплая и такая лучистая улыбка заставила потерять голову, и едва не толкнула Альберта тут же всё разрушить. Шагнуть ей навстречу, сгрести в охапку и поцеловать.
Они говорили ещё долго. О видах с холма, игре света и тени, об ашуманской магии, о всякой ерунде, как два незнакомых человека, встретившихся в чьей-то дружеской гостиной. Они старательно обходили в разговоре историю их знакомства и всё то, что произошло между ними недавно. И Альберт порывался несколько раз уйти, но каждый раз, пытаясь прощаться и делая шаг в сторону, он возвращался с очередным вопросом. Снова и снова спрашивая её о том, о чём она говорила охотно — о картинах, о красках, о лошадях, и откровенно любуясь её воодушевлением.
Альберт совсем растерзал шляпу и бросил её на траву. У него было ещё полно дел, а солнце уже давно перевалило за полдень, но он понимал, что добровольно уйти не в силах, и ждал, когда за него это сделает Иррис — сама уйдёт или просто прогонит его, но она всё не уходила и не прогоняла.
И лишь когда появилась Армана, приглашая хозяйку к обеду, он опомнился и попрощался. Он обещал её не смущать, но она всё равно смутилась. Покраснела и замялась, а потом попросила одну из книг, обещая прочесть её полностью в поисках чего-нибудь полезного. И он отдал ей их все с радостью, потому что понимал, что это повод снова её увидеть. И пусть в этих книгах не будет даже крупицы чего-то полезного — это предлог, чтобы опять встретиться и поговорить, соблюдая установленные сегодня границы.
Он шёл по тисовой аллее, не чувствуя под ногами земли и думая лишь об одном:
Проклятье! Быть друзьями, оказывается, невыносимо сложно!
Глава 23.
Альберт сначала наведался к Мунсу. Если кто в городе и знает все злачные места, так это он.
Мунс долго вертел бутылку, осторожно держа её двумя пальцами, понюхал содержимое и, прищурив свой единственный глаз, сказал:
— Мой нос не так хорош, как твой, но, если это та штука, о которой ты говоришь, — он потёр нос кулаком, — есть одна ведьма в ашуманском квартале, она и её сын занимаются такими вещами. Всё остальное, что продают там, на улицах — подделки. И она должна знать, откуда такой яд. Если кто его и сделал, так это только она.
Мунс объяснил, как найти её лавку, и Альберт поехал, не мешкая.
Ашуманский квартал — самая старая часть Эддара — находился на возвышенности к западу от порта. Хитросплетение узких улиц, мощённых булыжником, трёхэтажные дома, опоясанные галереями балконов, разделённых колоннами и деревянными кружевами ажурных решёток. Первые этажи — сплошь лавки, в которых продаются чудеса со всего света: деревянные статуэтки, панцири черепах, раковины, амулеты, жемчуг, бисер, пряности, зеркала, чучела странных животных и ярко раскрашенные маски. Тут же стоят жаровни, где за пару медных лей можно купить рыбёшку, печённую на углях с белым корнем, завёрнутую в виноградные листья.
Здесь царит алый и чёрный, здесь дверь каждой лавки украшает узор из переплетённых змей в виде восьмёрок — ашуманский символ удачи, и на каждом перекрёстке под зонтом сидит гадалка в пёстрой юбке и красной кофте, раскладывая засаленные карты. Или играет дудка заклинателя, и из плетёной кубышки, покачиваясь, выглядывает змея, заворожённая тягучей мелодией…
Говорят, история Эддара началась с этого места, когда переселенцы из Ашумана прибыли сюда на своих кораблях. Говорят, что и прайд Стрижей берёт своё начало от наффирских колдунов, и в это можно поверить, глядя, как умело орудуют мастера камня, вырезая из обсидиана неугомонных быстрых птиц.
Это место пугает и притягивает всех, кто впервые попал в Эддар.
Но Альберт был знаком с изнанкой это мира. Он знал, что большинство этих гадалок на улице — шарлатанки, что чучела внутри набиты соломой, приворотные зелья — просто настойка золотого корня, у змей, танцующих под дудку, вырван ядовитый зуб, а амулеты от дурного глаза — просто камни с дырками, которые дети лавочника ищут на берегу моря.
Слюдяной фонарь висел над входом в нужную лавку. Альберт нырнул в её тёмное нутро, в удушливое облако кардамона, сандала, прогорклого жира и кедрового масла, и прищурился, разглядывая полки с рядами пузатых склянок. В лавке было тесно, а после ярко света улицы ещё и темно.
За прилавком стоял коренастый мужчина, оглаживая коротко стриженую чёрную бородку, он учтиво кивнул посетителю, приглашая войти. В углу, спиной к двери, сидела старуха в цветастом тюрбане и перебирала в корзине какие-то корешки, очищая их от присохшей земли.
— Что бы ни понадобилось благородному господину, у нас всё найдётся, — нараспев произнёс продавец, разглядывая посетителя. — Благовония? Мази от ран? Обереги?
Альберт окинул взглядом висящие на связках сушёные куриные лапы, амулеты, мешочки с травой, плетёные из волоса браслеты, и, облокотившись о прилавок, спросил: