Огненная кровь. Том 2
Шрифт:
Вторая сестра матери — настоятельница Обители Тары в Шербе. Тётя Ладдерис. Её Иррис вообще никогда не видела, и Регина не общалась с ней, но именно на неё она сейчас возлагала все свои надежды. Если ничего не выйдет, то в Обители-то уж точно найдётся место для такой, как она. А ей подойдёт и Обитель, лишь бы подальше отсюда.
Она запечатала письма и вручила Армане, велев поутру стразу же их отправить. Чем быстрее, тем лучше. А затем села и снова, как тогда, в Мадвере, написала короткую записку:
«Богиня Айфур! Помоги мне! Укажи мне путь! Дай мне знак, ведь я
Она сложила записку, взяла огниво и вышла на балкон. Сложила руки, прошептала молитву странствий и подожгла бумагу.
Вихрь всё ещё вращался внутри неё медленно и тяжело, постепенно иссякая, и когда письмо вспыхнуло, заискрило и взметнулось в небо, отдалённо напомнив контуры летящего стрижа, вихрь, наконец, распался.
Иррис легла в постель, чувствуя небывалую усталость и опустошённость, и даже ненависть, питавшая её весь этот вечер, куда-то ушла, сменившись просто безразличием ко всему. Она свернулась клубочком и заснула, обняв подушку.
А под утро, когда небо окрасилось алым и море налилось предрассветным свинцом, Иррис снова увидела тот же сон…
Тот же, но немного другой.
Внутренний двор украшен гирляндами огней, горят факелы, и вокруг шумно, шуршат бальные платья, движутся в танце пары и музыка льётся откуда-то сверху, с галереи.
Бал.
И она стоит в голубом платье посреди моря шелков всех оттенков красного, а перед ней прямо в воздухе сияет и пульсирует огненный цветок.
Нет! Иррис! Не вздумай к нему прикасаться!
Но это же всё неправда… Это же всё не по-настоящему. Это же сон. А во сне можно делать то, чего нельзя в жизни…
Ты не должна! Ты же помнишь, что было в прошлый раз! Нет, Иррис! Нет!
Но она хочет снова это почувствовать… Ещё раз. Всего один раз. Последний раз.
Это желание непреодолимо, и разум тонет в нём, замолкая.
Она медленно подняла руку и дотронулась до цветка. Лепесток развернулся, словно только этого и ждал, вспыхнул живым огнём, растекаясь вокруг и окутывая всё дымкой, и звуки отступили куда-то на задний план, утонули в ней, и танцующие пары растворились, оставляя лишь силуэты.
— Я могу рассчитывать на один танец? — услышала она сначала голос, а потом он появился из дымки.
Сердце сладко замерло.
И она не может сказать «нет». Вернее… она очень хочет сказать «да».
Он взял её руку, слегка сжал, лаская нежную кожу между пальцами, и, приложив к груди, накрыл своей ладонью. И другая рука легла на талию, притянула так, что между ними почти не осталось воздуха .
— Я не верил, что ты согласишься, — тихий шёпот, и губы чуть касаются мочки уха, совсем чуть-чуть, но это не случайное прикосновение.
И воли больше нет. Она исчезла от его дыхания и этого жаркого шёпота, как туман исчезает под первыми лучами солнца.
Что же ты делаешь, Иррис?
Но ведь это только во сне!
Его пальцы прошлись вверх по шнуровке платья, дотронулись до шеи, убирая выбившийся локон, и снова спустились вниз, медленно проведя по обнажённой спине между лопатками. Живой огонь падал на её кожу каплями тёплого мёда, и там, где он таял, впитываясь и растворяясь в крови — она вспыхивала и пылала, желая только одного…
Прикоснись ко мне!
Прикоснись ещё!
Пальцами, губами, ладонями, всем телом…
И они так близко, так неприлично близко друг к другу для простого танца…
А это танец?
Да.
Где-то за этой дымкой всё ещё шумно играет музыка, слышится смех и шипение фейерверков, а они как будто одни, как будто в ещё одном сне внутри этого сна, они едва передвигают ноги, потому что каждое движение заставляет отрываться друг от друга хоть на миг, а они не хотят отрываться.
Он прижался щекой к её щеке, и это прикосновение тоже не случайно, и провёл вверх к виску и вниз, наслаждаясь этим мигом, и она не отстранилась, лишь закрыла глаза и позволила его дыханию обжигать, а губам сводить с ума, касаясь снова шеи за ухом, совсем, как в прошлый раз. И как в прошлый раз запрокинула голову, отдаваясь этим поцелуям…
В его руках она, как восковая свеча, мягкая и податливая… Она тает, теряя силу воли и последние доводы рассудка… и всё, чего хочет сейчас, чтобы он не останавливался…
А ещё…
Она хочет коснуться его сама…
По-настоящему… И не этой шёлковой рубашки…
Почувствовать жар его кожи…
Сердцебиение…
Желание…
И, забыв о приличии, её рука сорвалась с плеча вверх, ослабляя шёлковый галстук и такую ненужную пуговицу, забралась под воротник и жадно прижалась, лаская шею, а за ней и вторая рука.