Огненная кровь. Том 2
Шрифт:
Он видел, как пылает она гневом, как не находит правильных слов, как пальцы вцепились в книгу, того и гляди метнёт.
Отлично, Иррис! Брось в меня этой книгой! Ударь меня, если это тебе поможет! Только скажи, наконец, правду!
Но она не бросила, и не ударила, она просто дышала и бледнела, и он чувствовал, как мечутся её мысли в поисках правильного ответа.
— Да что на тебя нашло? Вчера тебя хотели убить, твой друг едва не погиб, а ты думаешь о женитьбе? — спросила она горько.
— Ты тоже выходишь замуж. Завтра. Разве не так?..
Ну, Иррис? Признайся, что это не так! Скажи,
Ему так хотелось почувствовать, что она думает, но сегодня она закрылась от него, не пускала, словно поняла свою вчерашнюю оплошность.
— …Как думаешь, Хейде понравится кольцо с сапфиром? — продолжил Альберт свой натиск, видя её колебания.
— С сапфиром? — усмехнулась она зло. — А разве не рубин камень вашего Дома? Сомневаюсь, чтобы Хейда оценит что-то иное!
— Камень нашего Дома? Да плевать на семью Драго! — Альберт оторвал пряжку от шляпы и сунул её в карман. — В этом доме и так полно кровавых камней, а к голубым глазам больше всего подходят сапфиры, не так ли, Иррис? Тебе ведь понравился бы сапфир? Или ты бы хотела рубин? — продолжал он терзать её вопросами. — Ну же, ты обещала помочь мне принять решение. Я не хочу всё испортить, подскажи мне, как женщина, вот какое кольцо ты бы хотела получить вместе с предложением?
Между ними бушевал огонь. И Альберт сегодня не был просителем, не был нежным, не был деликатным или осторожным, он ощущал её смятение и страх, её желание убежать и спрятаться, но он не собирался её отпускать. Он поймал её в плен своим огнём и не давал уйти. Она и не сможет уйти. А он её не отпустит.
— А может, нам устроить двойную свадьбу? Мы с Хейдой, и вы с Себастьяном? Ведь завтра у вас свадьба? Завтра совет, как раз после совета. Это будет даже… символично. Две новых семьи… Возрождение Дома Драго…
— Может и устроить, — выпалила она зло, и от беснующегося Потока уже начинали дрожать стёкла. — Это уж точно будет символично! Почему бы тебе не купить змею, кинжал или бутылочку яда в качестве свадебных подарков? Уверена, они тебе понадобятся!
Боги милосердные! Как же она красива в этом гневе! Но она же лжёт ему, лжёт даже сейчас! Что же ты делаешь, Иррис? Зачем же ты так мучаешь нас обоих? Почему просто не скажешь правду?
Можно было бы остановиться, не мучить её, сказать, что всё это неправда, попросить прощения, признаться… Только она опять ускользнёт и спрячется и будет бороться с собой, с магией или с одними ей известными демонами, будет пытаться разорвать связь или писать письма малознакомым людям по всему свету с просьбами спасти её…
Извини, Иррис, но мне придётся делать тебе больно, иначе ты так ничего и не поймёшь!
— А вы уже решили, куда поедете с Себастьяном после свадьбы? — спросил он, проигнорировав её сарказм. — У него есть отличный домик на Мысе Чаек, ты же любишь простор, а там прекрасный вид. Вам никто не помешает…
— Какая тебе разница, куда мы поедем? Или вы с Хейдой и это хотите разделить с нами? — она вся пылала и тоже хотела сделать ему больно.
— Ну мы же друзья, разве ты не хочешь поделиться со мной этой радостью? — он чуть наклонился вперёд, положив ладони на стол. — А для меня Мыс Чаек слишком шумное место. А как ты думаешь, если потом, после свадьбы я увезу… молодую жену в охотничий домик на озере? Это единственное, что отец мне оставил в наследство. И что по-настоящему моё. Там очень красиво и тебе… вернее, ей бы понравилось. Как думаешь, понравилось бы? — его взгляд, казалось,
Альберт выпрямился и скрестил руки на груди.
Он, наверное, и правда подлец, потому что сейчас впервые воспользовался их связью так. Дал ей ощутить всю свою боль, всё своё желание и тоску по ней, своё отчаянье и безысходность, всё, что терзало его душу с самого момента их встречи. И он обрушил на неё всё это, открывшись ей, не позволив убежать, и решить самой хочет ли она это чувствовать. И он сделал это, зная, что ей будет больно. Но иногда только боль помогает понять, что мы делаем что-то неправильно…
Если после этого она снова скажет какую-нибудь ерунду, то он сделает так, как советовал Цинта — просто сгребёт её в охапку и увезёт на это самое озеро. И пусть она хоть убьёт его потом!
Иррис отступила назад, прижалась ладонями к стеллажу за своей спиной и молчала, и ему казалось, что ещё мгновенье — и она заплачет или обрушит этот дворец ему на голову.
— …Я привёл тебя в замешательство слишком яркими фантазиями? — спросил он уже тише. — Извини. Я не хотел тебя смутить. Но я дорожу твоим мнением, и мне важно знать, что ты думаешь. Я хотел сделать предложение Хейде сегодня за обедом, устроенным в честь Ребекки, — он развёл руками, — увы, туда всё равно придётся идти, так что совмещу приятное с полезным. Но, если ты скажешь, что это плохая затея, что мне не подходит Хейда — я не сделаю этого предложения. Я буду ждать твоего ответа, тебе решать Иррис…
— И я должна решить это за тебя? — спросила она тихо.
— Не должна. Но я хочу, чтобы… это решение приняла ты.
— Почему?
— Видишь ли, Иррис, я всё время совершаю необдуманные поступки, — он снова взялся за шляпу, — я слишком порывистый и мало думаю над последствиями. Я принимаю решения сердцем, и всё, что бы я ни делал, приводит к печальному… для меня результату. А ты умеешь решать всё умом и силой воли, ты знаешь, что правильно, а что нет. Ты даже нашла способ разорвать нашу связь и смогла это сделать, в отличие от меня, у которого не хватило на это духу. Ты не доверяешь сердцу принимать решения, поэтому я хочу, чтобы своим холодным умом ты помогла мне, как друг, — Альберт посмотрел на неё и добавил совсем тихо, — может, твоё решение сделает меня счастливым, моя ласточка?..
Огонь отступил, отпуская её…
— Если хочешь подумать — подумай, скажешь мне ответ перед обедом.
Он взял шляпу и хотел уйти, но потом словно опомнившись, хлопнул себя ладонью по лбу:
— …Прости! Я идиот! Ты звала сказать о чём-то важном, а я влез со своей просьбой! Так о чём ты хотела поговорить?
Если бы можно было дотянуться и ударить его, наверное, она бы так и сделала. Наверное, вихрь, что бушевал в ней, сорвал бы крышу с дворца, как гусиное перо, и забросил в море. Её щёки пылали, и в этой ярости она была такая красивая, что Альберт не мог оторвать глаз. И если бы он сейчас шагнул к ней навстречу и поцеловал, она бы, конечно, ударила его по лицу, оправдывая себя тем, что он и в самом деле мерзавец.