Огненная кровь. Том 2
Шрифт:
— Нет, не может подождать, — произнесла она твёрдо. — Это важно.
— Что-то случилось? — нахмурился Себастьян.
Он не обнял её и не поцеловал в щёку, как обычно, видно было, что он чем-то сильно озабочен или расстроен.
— Случилось. Идём, — она взяла его за запястье и вывела из Красного зала на большую террасу, откуда отрывался вид на Грозовую гору.
— В чём дело? — Себастьян остановился возле мраморных перил и внимательно посмотрел на Иррис.
— Дело в том, что я хотела попросить у тебя прощения, Себастьян…
Он усмехнулся как-то горько, будто знал, что она скажет дальше, но промолчал.
— …Я
— Значит, это правда? — произнёс он тихо. — Дело не в том, что ты не любишь меня, дело в том, что любишь кого-то другого? Так?
— Да, — выдохнула она.
Она любит другого? Да. Почему она не могла признаться себе в этом раньше? Как же всё, оказывается, просто…
— И кто он? Альберт? — Себастьян не сводил с неё глаз.
Потом снова усмехнулся и добавил:
— А может быть, Гасьярд? Или Драгояр? Знаешь, я уже ничему не удивлюсь. А хотя, может, лучше мне и не знать этого.
И может быть, в другое время ей бы стало стыдно от его слов, и она не нашлась бы что сказать, но что-то случилось с ней сейчас, может, время пришло, а может, это вино придало ей смелости, смыв остатки разума и обнажив все чувства.
Она не хочет врать. И не хочет чувствовать больше вину.
— Гасьярд? О Боги! Нет! — воскликнула она. — Я отказала ему, хотя он был очень настойчив.
— Что значит «отказала»? — усмешка вмиг исчезла с лица Себастьяна.
— Он предлагал мне выйти за него замуж…
— Что? — брови Себастьяна взметнулись вверх. — Когда?
Она рассказала ему о встрече в Храме и об их разговоре, о книгах, о тавре, и о том, что было сегодня утром. И по мере её рассказа лицо Себастьяна бледнело, глаза наливались холодной ртутью, брови сошлись на переносице, а взгляд затерялся где-то на вершине Грозовой горы.
— Почему ты не рассказала мне об этом? Почему не рассказала сразу? — спросил он глухим голосом.
— Почему не рассказывала? А какой в этом смысл? — ответила она горячо. — Я даже не знаю почему, если честно! Может, потому, что привыкла, что каждый день в этом проклятом доме что-то случается! То мне подбрасывают змей, то подливают яд! То твоя сестра говорит, что во мне нет никакого смысла, то предлагает лечь с тобой в постель, как можно скорее! Твои родственники оскорбляют меня за столом, не стесняясь, кто-то всё время пытается кого-то убить, а твой дядя предлагает мне замужество за твоей спиной, ссылаясь на то, что так будет лучше для всех! И это не считая того, что над вами ещё и висит какое-то проклятье Салавара! Это происходит всё время, но ты лишь говоришь мне — потерпи. И я терпела, Себастьян! Я правда хотела быть тебе хорошей женой. Хотела найти средство от этого проклятья… Я и правда хотела просто счастья! И, наверное, я бы терпела это и дальше, но то, что произошло — оно просто произошло и никак от меня не зависело. Эти чувства — они выше моих сил! В этом нет твоей вины, ничьей вины, и поэтому я прошу прощения — потому что мне нужно было сказать всё это раньше.
— Гасьярд сегодня сказал, что у тебя есть связь с кем-то другим. Это правда? — видно было, что Себастьяну больно всё это слышать.
— Да. Правда.
— Как же такое возможно? — воскликнул он с досадой. — Кто её создал? Не Гасьярд же! Скажи, это было ещё до Мадверы, да? Ведь нельзя создать две связи
— Нет, — она покачала головой. — До вашего появления в Мадвере я вообще не знала о том, что существует что-то подобное. Это произошло по дороге в Эддар. Я всё тебе расскажу. Я хотела сделать это в день помолвки, прямо перед входом в Красный зал, но тогда ты остановил меня! А потом всё совсем запуталось, — Иррис развела руками и воскликнула, — но я боролась, Себастьян! Я хотела победить эти чувства! Я читала книги, нашла способ и разорвала эту связь! Только… это не помогло. И… всё вернулось. Прости меня!
Она говорила и не могла остановиться.
О том, как не хотела его обманывать, как пыталась освободиться от этих чувств, о письмах своим родственникам, о том, что хотела уехать, о том, как ей невыносимо стыдно за всю эту ложь, и что она не хочет жить в этой лжи, и что хуже всего в этом то, что она ужасно перед ним виновата.
Себастьян слушал её молча. Не перебивал. Видел, как блестят слёзы в её глазах, как пылают щёки и понимал, то, что она говорит — правда.
— Я не могу так больше жить, Себастьян! — произнесла она горячо, стиснув пальцы. — Я ненавижу этот дом, я ненавижу твоих родственников, я боюсь каждого угла, каждого бокала с вином, каждого шороха, я всё время чувствую вину перед тобой, за этот обман, за то, что не оправдала надежд, за свои чувства к другому, которых я не просила и не хотела, но они есть! И я ничего не могу с этим поделать. Я прошу — отпусти меня.
— К нему? — голос Себастьяна стал совсем тихим.
— Да.
— Что же такого есть в нём, чего нет во мне? — спросил он как-то обречённо.
— В тебе есть всё, о чём только может мечтать женщина! Но… то, что произошло — это неподвластно рассудку, — ответила она печально и посмотрела в глубину сада, — если бы я могла победить эти чувства умом, я бы их победила.
Они молчали некоторое время, он смотрел на Грозовую гору, она — в ажурную зелень листьев, и из этого молчания их вырвало только появление Эверинн на террасе.
— Себастьян, Иррис! Мы заставляем нашу гостью ждать. Это уже неприлично!
Себастьян согнул руку в локте, подавая её Иррис, и произнёс тихо:
— Побудь моей невестой ещё немного. Хотя бы до конца этого проклятого обеда...
Иррис кивнула, положила руку на сгиб его локтя, и они направились в зал.
Все собрались, не было только Альберта. Напротив сидел Тибор, а место рядом с ним пустовало, и у Иррис появилось нехорошее предчувствие.
Почему его нет? Где он? Что он сделал после того, как прочёл дневник Людвига и письмо Адрианы?
Альберт появился, когда обед уже начался. Поймав недовольные взгляды родни, он прошёл прямиком к важной гостье, рассыпался в изящных комплиментах и извинениях и церемонно поцеловал руку.
— О, Всевидящий отец! — улыбнулась очаровательно Ребекка. — Я помню тебя совсем мальчишкой, а теперь ты так возмужал, и не принадлежи моё сердце Ирдиону, оно бы, безусловно, стало твоим!
Обычная вежливость, не более того, но Иррис видела краем глаза, как Таисса раздражённо отложила нож, а Милена усмехнулась. Альберт ответил в том же духе что-то о небесной красоте Ребекки, подобной редкой жемчужине — на этом был прощён за своё опоздание и занял место за столом.