Огненные цветы
Шрифт:
Внезапно от бруствера, сооруженного из лошадиных трупов, донесся возбужденный голос капрала:
– Эй, пошлите кого-нибудь сюда! Здесь кто-то живой! Я слышал стон!
Со всех сторон к нему бросились солдаты, и вскоре общими усилиями они вытащили какого-то мужчину, лицо которого оказалось настолько залито кровью, что узнать его было невозможно.
– Смойте кровь, – приказал генерал Терри.
Понадобилось не меньше полудюжины полных ведер, чтобы из-под засохшей крови проступили знакомые черты.
– О Боже! – воскликнул
Раны Брайена выглядели устрашающе, но опасными в общем-то не были. Полковой хирург наложил двадцать швов ему на голову и еще тридцать на правое плечо.
– Крепкие же черепа у этих ирландцев, – пошутил Бентин, когда через два дня вместе с другими офицерами пришел навестить Брайена в санитарную палатку.
Брайен притронулся ко все еще раскалывающейся надвое голове и слабо улыбнулся:
– Скальп с меня все же сняли, это уж как пить дать.
Насколько ему помнилось, мысль залечь за основным бруствером пришла в голову братьям Кастерам и ему самому. Последнее, что Брайен запомнил, – две индейские лошади, перемахивающие через бруствер, и частый огонь. Затем – черный провал в памяти.
– Скорее всего Джордж с Томом перед смертью успели уложить еще нескольких, а вы лежали похороненным заживо, – задумчиво произнес генерал Терри.
Несколько позже он вернулся в палатку переговорить с Брайеном наедине.
– Я строго-настрого приказал своим людям даже не упоминать вашего имени. И они поклялись честью полка, что приказание выполнят. На эту клятву можно положиться, особенно после того, что произошло с Джорджем и его парнями.
– Весьма признателен вам, генерал.
Сцепив руки за спиной, Терри прошелся взад-вперед по палатке.
– Я исходил из двух соображений. Во-первых, расследованием обстоятельств всего этого печального дела наверняка займется военный трибунал, и все вызванные им в качестве свидетелей обретут чуть не общенациональную известность.
– А главным свидетелем, по всей видимости, буду я, – откликнулся Брайен. – Дальше все понятно: сразу начнут сколачивать виселицу для Брайена О’Нила, находящегося в розыске за убийство на Гавайях.
– Вот именно, и, как вы догадываетесь, мне бы вовсе не хотелось, чтобы дело приняло такой оборот. В конце концов сами вы в бой не рвались. Это Джордж вас вынудил, и служили вы ему верой и правдой. Я просмотрел донесения, присланные им еще до сражения, и вычеркнул ваше имя из всех официальных документов.
– Еще раз спасибо.
– Ну а во-вторых, Джордж Кастер был одним из самых блестящих офицеров-кавалеристов, с которыми мне выпала честь служить вместе. Умен. Решителен. Необыкновенно храбр. И было бы чудовищной несправедливостью лишний раз пятнать его имя; оно и без того наверняка пострадает после этого тяжкого поражения, в котором он сам во многом повинен. Его оценки и решения отличались редкостной безответственностью. –
– Отнюдь, генерал. Как раз под конец он был великолепен, сражался плечом к плечу со своими людьми до самого последнего момента.
– Ладно, так или иначе, всем будет лучше, если ваше имя исчезнет из документов.
– Вот с этим нельзя не согласиться. А я тем временем вернусь к Сэму Шефферу и посмотрю, как там идут мои финансовые делишки.
– Хирург говорит, вы можете ехать в любой момент. Я распоряжусь, чтобы вам дали сопровождение, хотя бы на часть пути.
– В таком случае отправляюсь завтра же утром.
– Отлично. – Терри протянул Брайену руку. – Позвольте выразить мою личную признательность за помощь, оказанную полку.
– Невелика, к сожалению, оказалась помощь, – болезненно скривился Брайен.
После того как Терри ушел, Брайен долго еще лежал неподвижно на койке, уставившись в потолок. Перед глазами его пробегали смутные образы.
Равена.
Сабрина.
Измученное, залитое кровью лицо Джорджа А. Кастера – свидетеля гибели Седьмого кавалерийского на последнем его рубеже. [19]
19
Битву на реке Литл-Бигхорн, описанную в романе, называют «Последний рубеж Кастера».
Книга третья
Пролог
Перечитывая книги первую и вторую, я с удовлетворением отмечаю, что осталась верна данному читателю обещанию не отступать в этих записках, особенно во второй их части, от истины, независимо от отношения автора – благоприятного или неблагоприятного – к персонажам, в частности к Равене Уайлдинг О’Нил.
Вынуждена признаться, что немало поступков, совершенных мною за эти годы, не делают мне чести. У всех у нас есть свои слабости. Свои недостатки. Все мы уступаем искушениям. Все совершаем ошибки. И на мою долю тоже выпало немало грехов – если это действительно грехи.
Тем не менее я с полной откровенностью заявляю, что, если бы могла перелистать свою жизнь назад, как переворачивают в обратном порядке страницы романа, и начать все заново, с первой страницы книги первой, когда мне было всего десять лет от роду, уверяю тебя, читатель, что ни единое слово, ни единая строка, ни единая страница из всех этих трех частей не подверглись бы сколько-нибудь существенной переработке. Иначе говоря, я прожила бы эту жизнь так же, как прожила.
И как буду продолжать жить. И Брайен тоже. И Роджер.