Огненный меч Империи
Шрифт:
Не ведала она только и ведать не хотела, куда избавитель её увёз девку Акулину. Арсения она отпустила без вопросов лишних, за что тот был ей навечно благодарен. Разыскать же сестру долго ещё не получалось, и нашёл её Арсений почти на сносях. Счастливую!.. Счастливую и влюблённую. Жила она в небольшом, но добротном домике. Ей даже девчонка деревенская прислуживала, как самой настоящей барыне!
Арсения сестра приветила, обогрела, радостью своей поделилась. Колдун её, хоть и женат, но любил её безмерно и обещал позаботиться и о ней, и о ребёнке. А ведь тот тоже колдуном родиться должен был, кровь колдовская сильнее
— Поглядеть бы на спасителя твоего хоть одним глазком… — говорил Арсений, за обе щеки уплетая щи с картошкой вареной.
— Поглядишь ещё! — смеялась Акулина. — В Первопрестольной он сейчас, случилось там у них что-то. Но он к рождению Мишеньки быть обещался. Вот и свидитесь.
Обещание своё, однако, колдун не сдержал. Роды начались раньше срока, мороз тогда лютовал, дорогу к дому так замело, что ни днём, ни ночью не проедешь. Вестей от колдуна уж месяц как не было, но Акулина верила, что он приедет и заберёт её и сына.
Ночь тогда выдалась самая морозная за всю зиму. Из подмоги у Акулины только и были, что Арсений да девка недалёкая, Парашкой звалась. Хотя, по правде говоря, от неё хоть какой-то толк был, потому что Арсений совершенно растерялся.
Сначала всё шло вроде хорошо, Акулина даже умудрилась подбадривать своих нерадивых помощников, но вскоре стало становиться всё хуже и хуже. Когда ребёнок появился на свет, Акулина вскрикнула в последний раз и в беспамятстве упала. А кровь всё никак не хотела останавливаться.
Арсению доверили мальчонку — взаправду сына родила! — а девка Парашка, сама ещё совсем дитё, хозяйку свою пыталась оживить. Да куда ей! Так Акулина Богу душу и отдала, ни разу не придя в себя и не взглянув на долгожданного сыночка.
Арсений с Парашкой опасались, что и дитё вот-вот за матерью своей мученицей уйдёт. А младенец крепким оказался, хоть от голода и кричал — нечем его кормить было. Вьюга лютовала такая, что дальше порога и не уйдёшь. Где ж кормилицу искать?
День так прошёл, а на следующий, наплевав на ярость природы, примчался тот самый колдун. Бросился он к кровати, на которой Акулина всё ещё лежала, Парашка только умыла да причесала её. И такой Акулина красивой казалась! Будто просто спать прилегла. Долго колдун рыдал безутешно, а сын его всё молчал. Арсений уж подумал, что и он наконец отмучился, но Миша вдруг как заголосил! Как затребовал внимания!
Колдун только тогда и вспомнил, что не только к любимой своей нёсся, разгоняя пургу.
— Сын… — вымолвил он, с удивлением глядя на свёрток.
— Михаил Петрович… — осторожно добавил Арсений.
Колдун собрался, поджал губы и больше ни единого взгляда не бросил на Акулину.
— Будет зваться Михаилом Фёдоровичем. Я его забираю.
— Он выживет?
— Если не выживет, он не имеет права быть Вяземским. Акулину похороните. Ты, девка, домой возвращайся. Сделаю всё, как обещал.
Арсений ничего не знал о её уговоре с князем Вяземским, но выглядела Парашка очень довольной.
— А ты…
Поклялся тогда
Упросил он только Петра Алексеевича, чтобы тот разрешил ему при племяннике быть. Слугой простым, лишь бы только рядышком. Душа родная всё-таки. Сомневался князь, но всё ж дал своё согласие. И с тех пор повсюду следовал Арсений за Михаилом, ставшим по велению родного отца Фёдоровичем, учил тому, что сам знал и как мог старался вырастить хорошим человеком.
И клятву свою сдержал.
— Пить… — донеслось с кровати, и Арсений очнулся от воспоминаний.
— Иду-иду, Михаил Фёдорович! Уже несу!
Глава 4
После баньки да с берёзовым веничком Михаил проснулся в превосходном настроении. Он потянулся, как кот на летнем солнышке, что-то промурчал и откинул одеяло. Из окна светило солнце, и не было намёков на то, что ещё вчера буйствовала стихия. Разве что, если выглянуть из окна, можно было полюбоваться лужами, но и их к вечеру уже и след простынет.
— Арсений!
— Проснулись, Михаил Фёдорович? А у меня уже и завтрак готов!
Михаил хмыкнул и закатил глаза, сперва убедившись, что слуга его не видит. Уж на что Арсений рукастым был, а готовить так и не научился. Яйца сварить мог, пожарить — да, собственно, и всё. Что бы другое он ни готовил, выходило несъедобно. Хорошо ещё, что кухарка Марфа, привязавшаяся когда-то к маленькому Мишеньке, всё ещё держала за ним место в своём жалостливом сердечке.
Вот и сейчас благодаря незабвенной Марфе, помимо двух жареных яиц, Михаила ждали свежие блины и сметана. Пока он спал, Арсений успел сбегать в Большой дом и обратно.
— Ух! — только и сумел сказать Михаил, рот его наполнился слюной, а живот громко зарычал, требуя своё. — Уф!
— Кушайте-кушайте, Михаил Фёдорович! Вы ж со вчерашнего не ели ничего.
Михаил скрутил блин, обмакнул его сначала в не запёкшийся желток, а затем — в сметану.
— Мм… Ты тоже садись поешь. Знаю я тебя, не ел ведь сам.
Арсений легонько улыбнулся и уселся за один стол с хозяином. Долгое время он не позволял себе подобных вольностей. Пока однажды Михаил Фёдорович не вернулся в охотничий домик злой-презлой и не сказал, что здесь, хотя бы здесь хозяин он и порядки будут те, которые установит именно он. Арсений не посмел тогда возразить, только предупредил, что ни за что не сядет с Михаилом Фёдоровичем за один стол при Петре Алексеевиче, не то беда. Но за все годы, что они жили в охотничьем домике, князь ни разу даже рядом не объявился, не говоря уже о том, чтобы зайти в гости.
— Ты ешь, ешь! Блины остынут! — с набитым ртом говорил Михаил. Светские манеры он тут вообще соблюдать не собирался.
В отличие от хозяина, Арсений всегда ел аккуратно и с достоинством, как если бы это он родился дворянином.
— Вкусно-то как! — причмокивал Михаил, облизывая пальцы.
Арсений только вздыхал про себя — его стряпню хозяин никогда так не нахваливал, но он и не обижался. Сам знал, что может совершенно случайно кого-нибудь отравить. Правда, повезло, что Михаил такой живучий с рождения, иначе так долго не прожил бы, перепробовав всё, что пытался готовить Арсений. Но в последнее время он перестал переводить продукты по что зря.