Огненный скит.Том 1

Любопытнов Юрий Николаевич

— Не обессудь…

— Ништо. — Бредун налил в глиняную кружку браги, мотнул головой и выпил медленно, словно цедил сквозь зубы. — Не подошла ещё, — сказал он, поставив кружку на стол. — Отрезал толстый ломоть хлеба. — Жалко лука нет.

— Сходить на огород пера нарвать?

— Сиди, куда по темноте. Да и недосуг мне. Обойдусь.

Антип Маркелыч присел на табурет рядом с Бредуном.

— Теперь с двоими таскаешься по сёлам?

— Пока с двоими, — с полным ртом

ответил Бредун, счищая с сала крупную соль.

— А говорил — дай срок, будет у меня отряд. Где он, твой отряд? Не идут к тебе люди. Остались двое, но и они скоро убегут.

Бредун принялся за баранину, отрывая мясо от кости вместе с сухожилиями крепкими зубами.

— Молчишь, — продолжал хозяин. — У меня вот-вот остатки скотины, дом реквизируют, а ты обещал перемену власти…

— Ты ж всё Воронину в колхоз отдал, чего у тебя реквизировать?

— Осталось ещё кое-что. — Антип Маркелыч задумался: — Несдобровать здесь. Надо уходить.

— Куда пойдёшь от своего дома, хозяйства?

— А на кой шут мне дом! Всё одно, что бросить его, что отнимут.

— Хватит тебе ныть, Антип! Распустил нюни. Согнула тебя советска власть. А какой ты ершистый раньше был. Согнула.

— Да ещё не согнула. Хотя года берут своё. Мне бы твою молодость — ушёл бы с хутора в один час.

— Ну вот заладил — ушёл бы. Куда б ты ушёл?

— Место у меня есть. Можно переждать там.

— Это в болоте что ли. Ты говорил как-то давно, что у тебя богатство там зарыто.

— Может и говорил. На жизнь мне хватит.

— Не хочешь поделиться?

— Я не привык ни с кем делиться.

— Знаю, ты своего за просто так не отдашь. Только вот не пойму, почему на тебя блажь наехала — скотину, жатки в колхоз отдал?

— Смекать надо, Бредун. Сейчас время такое… Единоличные хозяйства распадаются. Вся шантрапа в колхозы подалась…

— Колхозы! Долго ли они продержатся.

— Долго не долго, а переждать это время надо.

— Да перестань ты, Антип Маркелыч, трястись! Дай срок и до колхоза твоего доберусь, подпущу им красного петуха. А сначала этого сучонка паршивого, милиционера вашего Ваньку Колыбелина в расход пущу.

— Одного прищучишь, а назавтра, глянь, как в сказке, из одной змеиной головы две вырастут.

— Уже не вырастут… Потом черёд до Сёмки председателя дойдёт… Хочу и с ним поквитаться.

— Всех не порешишь.

— А мне всех и не надо. Сёмка, так тот должок старый передо мной имеет… Давнишние у меня с ним счёты.

Бредун замолчал, отпивая медленными глотками из кружки брагу, а Антип Маркелыч продолжал, повысив голос:

— Всю жизнь копил, собирал по крохам, спину гнул — обзавёлся справным

хозяйством, жить бы да жить. А тут эти большевики пришли, начали всё перекраивать: кто был ничем, тот стал всем. Сёмка Воронин сызмальства у меня работал, семья нищенская была, голь перекатная, жили впроголодь. Дал я ему кусок хлеба, крышу над головой, а теперя он председатель, ети его мать…

Бредун запихнул последний кусок в рот, вытер губы и сказал:

— Положь в мешок хлебушка и сальца, да налей в пузырь браги, отнесу своим, голодные ждут.

Антип Маркелыч ни слова не говоря прошёл на кухню, собрал еду, протянул Бредуну мешок:

— Держи! — И с неудовольствием в голосе добавил: — Чую, самому надо голову ломать, как дальше жить.

— Не трусь, Антип Маркелыч, скоро весть хорошую услышишь. У меня ведь отец тоже потерял всё: и дом, и валяльню, где он теперь и не знаю, как забрали, ни письма, ни весточки…

— Забрал бы ты, Бредун, своё оружие. Что как отыщут. Тогда несдобровать мне.

— Об оружии только твои да мои знают. Мои не проболтаются.

— Неровен час…

— Погодь с неделю. Пулемёт я заберу и патроны. Сгодятся мне скоро.

— А остальное?

— Может, возьму и остальное. Там видно будет.

Бредун взял мешок.

— Тяжёлый. Не пожалел жратвы.

— Кабы не я, давно бы с голоду подохли.

Бредун не возразил. Подойдя к двери, сказал:

— Разбуди Ахметку.

— Зачем он тебе?

— Пусть мешок несёт.

— А ты что — ослаб? Нечего в наши дела батраку нос совать, и так больше знает, чем надобно. Не было тебя и не было. Зачем лишние глаза и уши.

— Тогда выйди глянь, нет ли кого.

Антип Маркелыч недовольно вздохнул, хотел что-то возразить, но передумал и вышел из избы. Когда вернулся, сказал:

— Никого нет. Иди, ради Бога.

Вместе сошли со ступенек во двор. Бредун высунулся из двери и огляделся. Но даже если кто и стоял поблизости — в двух шагах ничего нельзя было различить, ночь была беззвёздная, тёмная и густая.

— Жди вестей, — прошептал поздний гость и исчез в темноте. Прошелестели кусты, росшие вдоль забора, окружавшего огород. Тявкнула и замолчала хозяйская собака, посаженная на цепь с другой стороны дома, где было крыльцо.

Антип Маркелыч задвинул засов и прошёл в горницу, стал убирать со стола, принеся свечу с кухни. Вошёл заспанный Степан, молодой высокий парень, с покатыми, как у отца плечами, с удлинённым лицом, зевнул во весь рот.

— Кто приходил, тятя? — спросил он, почесывая пятернёй грудь под рубашкой. — Я спросонок слышал, ты кого-то выпроваживал?