Огненный скит.Том 1
Шрифт:
Лицо его побагровело.
Тут вперёд вышла Симка Дегтярёва, баба бойкая и нахрапистая, потерявшая на войне мужа и только недавно обретшая второе счастье.
— Ты что же это, председатель, растуды твою мать, — прищурившись, уперев руки в бока и выставив вперёд ногу, сказала она, — издеваться над нами вздумал! Жалеешь лошади, старый хрен! Или твой партейный билет больше покраснеет, если мы попа привезём? Я вот напишу в район, как ты зимой картошки пятьдесят тонн скоту скормил, как прошлой осенью запахал под снег тридцать гектаров свеклы… Я…
—
За попом поехал Венька на гнедом шалом жеребце Ветерке. К нему в попутчики набивался полоумный Лёня — худой деревенский парень лет двадцати пяти, с длинным лицом и всегда слюнявыми губами, — но Венька не взял его, подумав, — надоест своими глупостями в дороге.
Ехать надо было вёрст пятнадцать. Прямой дороги до Сабурова не было, и надо было проезжать деревень пять по разбитому просёлку с канавами и ямами. Поэтому Косоуров выехал чуть свет, надеясь пораньше быть на месте. Запрягли ему не простую телегу, а председательскую повозку.
— На шарабане поедешь, — подмигнул ему Глеб Проворин, провожая приятеля в путь-дорогу. — Может, не так сильно зад отобьёшь.
— У меня поддон крепкий, — весело отозвался Венька, поправляя на Ветерке хомут и оглядывая повозку. Конечно, это был не шарабан, а обыкновенная безрессорная повозка, но лёгкая.
Поправив упряжь, Косоуров взгромоздился на телегу и сделал Глебу «наше вам с кисточкой». Проворин тронул козырёк фуражки:
— В добрый путь!
— Трогай! — взмахнул Венька вожжами, и Ветерок с места побежал под гору, только подковы засверкали.
В деревеньке Царевское, последней перед селом, Венька завернул к свояку Кешке Маврину, который обещал договориться со священником насчёт совершения обряда. Кешка сидел в майке под окном на скамейке и пускал кольцами дым из самокрутки, глядя, как воробьи купаются в пыли на тропинке.
— Рано тебя принесло, — сказал Кешка, увидев мужа жениной сестры перед своими очами и очень удивляясь.
— Путь не близкий, — ответил Венька, пожимая крепкую руку свояка. — Выехал — чуть забрезжило, вот раненько и прибыл.
— Ух ты, какой у тебя жеребец! Цэ, цэ, цэ, — ходил Кешка вокруг жеребца, цокая зубами. — Красавец! Ветер, а не конь.
— Его и зовут Ветерком, — улыбнулся Венька, обнажая редкие, но крепкие зубы.
Жеребец действительно был красивым, горячим, с норовистыми глазами, густой гривой. С удил капала пена, он фыркал и бил копытом землю.
— Как здоровье тёщи? — спросил Кешка о Пелагее, когда ему наскучило ходить вокруг жеребца.
— Не жалуется. Скоро к тебе в гости приедет…
Кешка, услышав такие слова, нахмурился. Перспектива хоть и не на долго принимать в своем доме тёщу его не радовала.
Венька, видя, какую перемену в настроении свояка оказали его слова, поменял тему разговора:
— Ты скажи лучше — договорился с попом?
— Договорился. Ждёт тебя отец Николай… Мы его третьего дня приглашали. Новым
Испив воды и вытерев губы ладонью, Венька отказался от завтрака, который предложила вышедшая Кешкина жена, сел на телегу и тронул вожжи.
Через полчаса он выехал на Сабуровское поле и увидел за липами сверкающий на солнце золочённый крест.
Кешка не соврал — батюшка ждал Косоурова, уже собранный в путь. Был он небольшого роста, с рыжеватыми волосами и бородой, не постриженной и, казалось, не очень ухоженной. На круглом лице этаким трюфелем выделялся нос и плутоватые круглые глаза. Венька думал, что поп будет в рясе, а тот был одет в костюм и серую рубашку, на голове сидела соломенная шляпа. У ног стоял саквояж со створками, окантованными металлическими полосками.
Когда Венька, примостив помятую на боках купель и саквояж батюшки с принадлежностями на телегу, оглянулся, отец Николай перекрестился на порыжевший купол храма и резво вскочил на повозку, сверкнув железными набоечками на каблуках.
— Трогай, сыне! — сказал он весело и больше до самого леса не проронил ни слова.
«Ни за что бы не признал в этом человеке попа, если бы не борода, — думал Венька, настёгивая Ветерка. — Мужик, как мужик…»
Он церкви не посещал, священнослужителей почти не видел, поэтому с любопытством присматривался к отцу Николаю.
В лесу, где было не так жарко, отец Николай разговорился.
— А что, сыне, — спросил он, — у вас председателем всё Кузьмич?
— Да он, в печёнку его мать. Куда ж ему деться. Он больше никем и работать не сумеет. Только глотку драть да командовать и может.
— Ай, как непочтительно говоришь о начальстве.
— Какое же оно начальство без нас, без народу. А раз без нас оно не начальство, значит, мы важнее. Я так понимаю.
На такой философский расклад отец Николай не нашёлся, что ответить и снова замолчал, думая о своём. Ветерок весело бежал по тенистой прохладной дороге, выбрасывая вперёд резвые молодые ноги. Погромыхивала на телеге пустая купель.
— Так быстро приедем, — проговорил отец Николай, в очередной раз подпрыгнув вместе с возком на колдобине.
— А что, отче, деньгами возьмёте или натурой? — спросил Венька.
Он знал, что как только привезёт отца Николая, его отведут незаметно в сторону и спросят на ухо: «Сколько поп возьмёт?» Он хотел, чтобы к нему в деревне относились с почтением и, конечно, должен был наперёд знать намерения батюшки насчёт цены за требу. Поэтому он и спросил.
— Деньгами возьму, — ответил отец Николай. — Дорого не возьму. Натурой бы лучше… но, что вы счас дадите? Яиц. Так разобьём в дороге яйца, а что другое — так протухнет. Вот мёду возьму. Мёд есть?