Огненный скит.Том 1

Любопытнов Юрий Николаевич

Он вернулся к пеньку, где оставил мешок, достал фляжку, вынул пробку и пошёл снова к роднику, выливая на ходу оставшуюся воду. Набрав родниковой воды, вернулся к избушке.

Темнело. Небо на западе было ещё светлым, кое-где на нём проглядывали неяркие отсветы заходящего солнца, небольшое облачко окрасилось в багровый цвет и по краям приобрело золотистые контуры. Но это продолжалось недолго — облачко спряталось за горизонтом, краски пропали, и небо с зенита стало быстро темнеть. Не нём загорались яркие вечерние звёздочки, которые можно было пересчитать по пальцам…

Антип заметил старую заброшенную телегу, одиноко и сиротливо стоявшую недалеко от избушки, задом к ней, словно кто-то приехал, выпряг лошадь, а повозку оставил

догнивать на воле. Подойдя к небольшой копне прошлогодней соломы, потерявшей былые краски и свежесть, потемневшую и уже жухлую, просунул руку внутрь копны и вытащил несколько пучков. Определив, что она не подмочена дождём и не пахнет гнилью, надёргал целый ворох, бросил под телегу и прилёг на неё.

Сумерки обволакивали поляну, окружающий её лес чернел, из него тянуло сыростью. Травы обмякали, покрывались холодной испариной, закрывали венчики цветов на ночь, и дневной и вечерний благоухающий запах истончался и пропадал. Антип ощущал лишь аромат ночных фиалок, щедро выплеснутый на поляну.

Глава вторая

Зыбкий туман

Антип лежал под телегой и сбоку ему была видна часть неба с золотыми светлячками звёзд. Их светлые зраки как бы пульсировали, и Антип отметил, что правильно говорят, что звёзды мигают. А он этого раньше не замечал, наверное, потому что не было привычки долго смотреть в небо, ни ночью, ни днём. Не до этого было. Находились другие более важные и срочные дела, и недосуг было, задрав голову, созерцать небосклон и предаваться мыслям, не связанным с житейскм миром. А сегодня волей неволей пришлось, и он открывал для себя окрест много нового, доселе незнаемого. И приходили мысли по сю пору неовладевавшие им, что окружающий мир прекрасен и живёт своей жизнью, которая движется сама по себе, никого не задевая и никому не мешая.

Усмехнувшись про себя, что он как бы заново родился, Антип вздохнул, вспомнив, что Василиса тяжко больна и нет никакой надежды её поправить. Он не доверял Болотному старцу и повёз к нему Василису не от того, что верил в её излечение, а больше оттого, что боялся пересудов людей, укоров родителей: дескать жена болеет, а он никаких мер не принимает.

Ему надоело смотреть в небо, он перевернулся на бок и закрыл глаза. Но мысли бередили голову, то неотвязные и долгие, то короткие и путанные. Наплывали, не связанные временем, картины прошлого, наслаиваясь одна на другую…

Сколько времени он пролежал в думах, не засыпая, Антип не помнил, но, показалось, долго. Постепенно мысли стали путаться, то всплывали в мозгу, то вдруг пропадали, куда-то уходили, возникали новые, но были бессвязные, казалось, пустые — предсоннное оцепенение овладевало им. Ему не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой, тело не реагировало на внешние раздражители, но мозг не спал.

Чудилось ему, что какая-то посторонняя жизнь, чужая, проходила рядом, касаясь его. Он не стал частью её сущности, она обволакивала его, но не растворяла, он даже не мог воздействовать на неё, был как бы сторонним наблюдателем. Она была странная эта сонная реальность, не мира сего, а существовавшая параллельно ему… Вот серебристая пелена коснулась глаз, казалось, прошумел ветер в вершинах леса, раздалось шелестение, словно стрекозы тёрлись жёсткми крыльями, окоём осветился багрово, как от сполохов молнии, но грома не было слышно, Антип подумал, что зарницы играют — пора колошения хлебов. Потом наступила тишина, пронзительная и чистая. Антипу показалось, что даже воздух куда-то пропал, настолько осязаема была тишина. Возникло ощущение того, что на него бросили мешок сырого песку. Он лежал, пригвождённый неведомой мощью к земле, придавленный невидимым грузом, но всё отчётливо видел и воспринимал.

Отворилась дверь избушки. На крыльцо вышел старец. Его Антип хорошо видел, словно тот стоял, освещённый луной, хотя луны на небе не было. Были лишь звёзды, большие, с кулак. Потом появилась Василиса. Лицо её было

бледно в призрачном свете, но не казалось таким измождённым, каким было, когда он её вёз на лодке. Она была в длинном ночном одеянии, касавшимся пола. Старец показал ей рукой прочь от избушки. Василиса повернула голову на его жест, Антип тоже посмотрел туда и увидел ровный лужок вроде поляны с густой невысокой травой. На поляне горел костёр, не горел, скорее, светился. Огонь был каким-то неестественным, словно это было отражение огня, словно Антип предполагал, что это огонь. Видение. Что он горит, это кажется Антипу, горит в его воображении. «Костёр без огня? Знаю, что костёр, но огня нету, а костёр есть. Чудно», — подумалось ему. А вот и котелок висит на роготульке, чёрный, закопчённый. Ему показалось, что он даже слышит бульканье в котелке. Так может булькать кипящая вода или какое-то варево.

Старец шагнул со ступенек и направился к костру, за ним пошла Василиса. Он указал ей на валявшуюся подле огня плаху. Она села. Старец длинной деревянной ложкой мешал в котелке. Что он мешает, Антип видел. Но котелка настоящего не было, хотя он знал, или представлял, что старец мешает в котелке. Он хотел протереть глаза, но рука не поднималась.

Костёр затух, хотя он не горел, но Антипу так подумалось, что затух — дым перестал идти. Зато от котелка поднимался пар, как от вскипевшей пищи или напитка. Антип понял, почему ему кажется, что всё, что он видит, не настоящее: и старец, и Василиса и костёр с котелком как бы выступали из марева, или сами были маревом, как будто рисованные на прозрачной плёнке. Она иногда колебалась, как от дуновения ветра и всё, что он видел, тоже колебалось, то растягиваясь, то сжимаясь.

Из складок одежды старец достал деревянную плошку или чашку, зачерпнул из невидимого котелка взвар или ещё что, налил в плошку и протянул Василисе. Сказал ей что-то, как понял Антап, приказал выпить. Она медленно выпила. Он коснулся рукой её головы, словно погладил, и показал рукой на избушку. Она пошла к избушке, но не дойдя до неё несколько шагов внезапно исчезла. Это Антип отчётливо видел. Он сначала не понял, куда она пропала, словно её волной смыло — так неожиданно это случилось. Всё это было как туман: его видишь на расстоянии, а вокруг тебя его нет.

«Иди сюда», — как показалось, поманил его старец. Антип сначала не понял, но старец повторил свой жест — сгибая ладонь вытянутой по направлению к нему руки в свою сторону. Идти ему не хотелось. Но внешние силы, довлевшие на тело, ослабли, и против своего желания, словно загипнотизированный, Антип поднялся и подошёл к старцу. Когда он взглянул на него, то сразу отшатнулся от охватившего его страха. Ноги неожиданно ослабли, стали, как ватные, но каким-то чудом он остался стоять на земле: это был не старец, а бесплотное привидение, напоминавшее хозяина этой поляны. Вместо лица было свечение. Руки напоминали ветви деревьев, которые засохли, с облупившейся корой, гладко-коричневые и почти прозрачные, внутри которых было множество кровеносных, но пустых жил. Глаза казались водяными окнами в окружении болотных трясин. Но он не представлял опасность, его облик, странный и жуткий, говорил об обратном. Антип быстро пришёл в себя, и перестал испытывать страх. Скорее, это была оторопь от увиденного.

Над костром парило. Парило, а котелка не было, была смутная тень напоминающая котелок. Откуда этот пар?

— Вкушай, — сказал ему старец или привидение. Голоса он не слышал, но понял, что тот ему сказал.

Старец протянул ему ложку. Антип взял грубо сделанную ложку, зачерпнул пустоту и поднёс ложку ко рту. В ней ничего не было, а рот обжёг горячий напиток, напоминающий сладковатую медовую воду. Он почувствовал этот вкус.

Привидение сделало над костром и котелком полукруг рукой и исчезло. Исчезло всё. Антип лежал под телегой и не знал: было на самом деле недавно произошедшее, что он вставал и подходил к костру, или ему привиделсь это.