Огонь в океане
Шрифт:
— Это ты собираешься в Широкие страны? Твой путь, Коция, будет роковым, берегись!..
— Ты слишком долго у нас задержался, другие тебя с нетерпением ждут, святой отец, — холодно произнес отец.
— О великий Шалиани, помоги образумиться людям! — бормоча что-то про себя, монах отошел.
Все сели на свои места, но до еды никто не притрагивался. Несколько минут стояла напряженная тишина. Все поглядывали на дедушку, ожидая его гнева.
— Мне показалось, что он обиделся на нас, — робко произнесла,
— Шалиани не его бог, — прервал ее отец, — этот монах забыл своего бога. Его бог — Иисус Христос. А Шалиани выдумали сваны, он их бог. Иисус Христос против всякого Льягурки и Шалиани. Монах — темный человек, так что ты ничего не бойся. Его молитва — чепуха.
— Что ты говоришь, да еще в такой день! — заохала мать.
Ей вторила тетя Федосия. Дедушка сидел, нахмурившись, исподлобья оглядывая всю семью.
— Я пошутил! — отец поднял свою миску с аракой. — Давайте лучше выпьем за Аббесалома и Ефрема! Где-то они теперь?
Пришел дядя Кондрат. Он вымыл руки и сел за стол. Тетя Федосия подала ему кусок мяса и миску с аракой. Он пригубил напиток и стал с удовольствием есть мясо. Не сказал ни единого слова, ел и пил молча.
— Теперь твоя очередь, Коция, — обратился дедушка к отцу.
— Нет, не пойду! — решительно сказал отец. — Перед этим невеждой я на коленях ползать не буду.
— Тебе виднее, ты ученый человек, — не стал настаивать дедушка. — Но не забудь, что ты переселяешься со всей семьей, благословение нужно получить.
Оказалось, дядя Кондрат был в церкви и справлял какой-то обряд. После этого он должен был молчать целый день. Оказалось также, что он долго не соглашался на этот обряд, но Хошадеде строго приказала подчиняться всем законам религии, в противном случае она не пустит своих сыновей попытать счастья в Широких странах.
— Ох, мой Коция, испортил тебя Георгий! — вздохнул дедушка. — Ты ни одному богу не веришь.
Дедушка имел в виду путешественника, к которому в молодости мой отец нанялся проводником.
Путешественник полюбил моего отца и увез его сначала на Украину, а затем переехал с ним в Батуми. По словам отца, Георгия преследовала полиция, и он вынужден был жить под чужим именем. В Батуми он определил отца в ремесленное училище. Однако вскоре Георгия арестовали, а отца сразу же после этого выгнали из училища.
Все же отец научился говорить кое-как по-русски и по-грузински. Близкое знакомство с таким человеком, как Георгий, не прошло для отца бесследно. Его кругозор был значительно шире, чем кругозор других сванов, к которым он вернулся после ареста своего покровителя.
— Да, папа, все боги выдуманы кем-то, иначе зачем же им скрываться на небесах? Давно бы дали о себе знать людям.
— Никому этого не говори, — замахал руками дедушка. — Бог, может,
Дедушка и отец говорили негромко, чтоб чужие люди, проходящие мимо нашего костра, не расслышали этого разговора.
Веселье вокруг продолжалось, но дедушка велел нам собираться домой. Мясо, лепешки, араку погрузили на Реаша. Часть груза взвалили на себя мужчины.
— Я понимаю, Коция,, за сто лет я много понял, очень много понял, — продолжал в пути дедушка разговор с отцом. — Я понимаю, что монахи и попы служат обману. Обман им нужен, чтобы забрать у нас последнюю лепешку, последнего быка, последнюю араку.
— Потерпи, папа, скоро что-то должно случиться, должно все стать по-другому... Недаром Аббесалом и Ефрем ушли куда-то.
— Эх, Коция, я всю жизнь терплю и жду! Мне ничего не надо, я жизнь свою прожил, а вот им жить, — только теперь он, казалось, заметил мое присутствие и похлопал меня по плечу. — Их хочется видеть счастливыми!
После этого отец и дедушка очень долго молчали. Оба они шли, опустив головы, с мрачными лицами.
Около дома дедушка наклонился ко мне и, строго глядя в глаза, произнес:
— Бабушке не говори, о чем слышал сейчас. И никому не говори, слышишь? .
Законы крови
Лето было на исходе. Поспели хлеба. Началась уборка урожая.
Женщины жнут хлеб. Мужчины скирдуют, кладут на сани или просто в мешках за плечами доставляют домой.
На дворе тоже кипит работа. Дедушка Гиго, Ермолай и я молотим. Молотилка — массивная дубовая доска, густо утыканная камнями.
Мы расстилаем колосья по очищенному от грязи двору, а затем единственный оставшийся в хозяйстве бык Годжу таскает доску по двору. Острые камни вышелушивают зерна из колосьев и одновременно разрезают на куски солому, которая зимой идет на корм скоту.
Мы с Ермолаем сидим на доске — это увеличивает ее вес. Когда у нас был еще и Балду, на доску садился и дедушка. Но теперь дедушка лишь наблюдает за обмолотом. Одному быку нелегко волочить тяжелую доску да еще троих людей.
Сначала нам нравилось кататься на доске, потом от кругового движения начинает кружиться голова. Дедушка заменяет нас.
Солнце стояло над нашими головами и горячо обжигало все тело, но воздух был свеж и легок. А ветерок изредка даже заставлял поеживаться.
В этот-то день и в этот час к нам пришел неожиданный гость — Хромой Али. В Сванетии во время уборки в гости не ходят. Только событие чрезвычайной важности могло понудить человека не считаться с обычаем.
Гость стал о чем-то говорить с дедушкой.
Я спрыгнул с доски на солому. Прыжок не удался, и я упал, но тут же поднялся, отряхивая пыль.