Огонь в океане
Шрифт:
Домой вернулись в темноте. Черными силуэтами вырисовывались принесенные отцом и дядей снопы хлеба. Посередине двора возвышалась гора зерна. Утром мы должны будем просеять его на ветру.
Это была нелегкая работа. Зерно приходилось много раз подбрасывать вверх лопатами. С одного раза, как бы силен ни был ветер, зерно очистить не удавалось.
Просеивали зерно мой отец, дядя Кондрат и дядя Андеад. Трудились до самого вечера. Но отдохнуть им не удалось. Нужно было сходить в дом к убитому Али, высказать свое сочувствие семье несчастного и оплакать
Дело в том, что у сванов считалось, что покойники — невидимые члены их семейств. В определенный день (в каждом роду он был в разное время) покойники приходят в свой дом, и их надо как следует встретить.
Возвратившись с работ, женщины, мужчины и даже дети принялись за уборку. В доме должно быть чисто, чтобы покойники не могли рассердиться на хозяев.
В дом Хромого Али первыми пошли дедушка Гиго и бабушка Хошадеде.
Когда они вернулись, бабушка принялась ругать дедушку. Оказалось, что он во время оплакивания Али нещадно ругал не только Сореха, но и его родственников как живых, так и мертвых.
— У тебя не голова на плечах, а гнилое ольховое дупло, — изощрялась в ругательствах бабушка. — Слишком долго ты живешь на свете, ум у тебя уже умер, а ты все еще ноги носишь. Ты сегодня нажил своим детям врагов, да каких врагов!.. Все знают, что это люди кошачьей породы.
— Я же нечаянно...
— Как можно нечаянно, скажите, дети мои, как можно нечаянно болтать такие нехорошие вещи?
Долго еще ворчала, бабушка. Остальные не смели вмешаться, но чувствовалось, что они на стороне бабушки и разделяют ее опасения. Дедушка не оправдывался. Он сидел с низко опущенной головой и дымил своей трубкой.
Следующими пошли в дом Али дядя Кондрат и тетя Кетеван. Их тоже предупредили об осторожности. Но все было напрасно. Тетя Кетеван, никогда прежде не ругавшая своего мужа, вернувшись домой, бранила его последними словами. Она почему-то называла его все время «пень дубовый без сучьев». Я никогда не слышал такого странного ругательства и не смог удержаться от смеха, за что получил увесистую оплеуху от дедушки. Ермолай, который тоже хихикнул, убежал от возмездия.
— Да как же не ругать, собачьего сына? — оправдывался дядя Кондрат. — Приехал, убил человека, который никого и никогда не обижал.
— Он приехал мстить за убийство своего отца, — вмешалась Хошадеде, прервав уборку дома. — Ты бы не мстил вместо него? Тоже мстил бы!
— Если бы было хорошее правительство, оно навело бы порядок и наказывало само, — задумчиво и тихо произнес отец.
Никто не отозвался на его слова.
Когда уборка была закончена, посуда перемыта, мебель вытерта, мои родители, дядя Андеад и тетя Федосия ушли оплакивать покойного.
На этот раз все обошлось благополучно. В доме Хромого Али не было произнесено ничего запретного.
Только поздним вечером семья собралась за празднично накрытыми столами. По углам их были расставлены горящие восковые свечки. . Все встали на коленях в темном углу
— Божья забота вам, несчастным. Вечная добрая память всем вам! Слезно просим, не сердитесь на нас, бедных. Берегите нас от беды и несчастья. Дайте всем живым долгую жизнь. Вреда никому не делайте, делайте только добро, только добро... Угощайтесь, от всей души прошу...
В этот момент дядя Андеад начал играть на чунире. Извлекаемые смычком из трех волосяных струн звуки напоминали жужжание мухи.
Дедушка продолжал говорить уже под аккомпанемент чунира:
— Коция с семьей и Кондрат тоже с семьей собираются переселяться. Пожалуйста, посмотрите там за ними, дайте им счастья, просим вас!
Дядя Андеад начал издавать на своем инструменте такие жалобные звуки, что мне стало тоскливо и жутко.
— Добрый Доменти, сын Отиа, кушай, дорогой! Мы за тебя отомстили, у тебя должно быть спокойно на душе. А ты, наш Кишвард, сын Омеха, рано умер...
И дедушка стал называть всех покойников по имени и коротко сообщать историю их смерти. Он перечислял их так долго, что у нас, детей, колени онемели от усталости.
Из этого перечисления я понял, что в нашем роду очень много было погибших от рук врага, только самая незначительная часть мужчин умерла от болезней. Сразу ожили опасения сегодняшнего вечера. Неужели и теперь у нас будут кровные враги?
Вспомнилось распластанное в луже крови тело Хромого Али. Вот так же и к нам теперь могут прийти несчастье и смерть. Захотелось скорее уйти в Широкие страны. Там, по рассказам отца, не было кровной мести.
Дедушка окончил свой разговор с покойниками, подошел к столу и из каждой кружки с аракой по нескольку капель вылил в огонь. Считалось, что эти капли выпиты покойниками.
На этом прием душ умерших и их угощение были закончены. Мы сели к столам и начали угощаться той же снедью.
После ужина полагалось слушать игру на чунире. Дядя Андеад снова взял свой инструмент, погрел его около очага, чтобы чище был звук.
На этот раз он затянул песню «Нишгвей Лигхрал».
Сваны считали эту песню своим гимном. В ней говорится о битвах и походах в дальние страны; о скитаниях и притеснениях, о страданиях и лишениях, о тяжелой участи народа. Слушали ее всегда в глубоком молчании.
Дядя играл очень долго. У соседей был траур, поэтому веселых песен играть было нельзя. Но мертвые гости требовали музыки. Обижать их тоже нельзя. Поэтому-то дядя и вынужден был бесконечно продолжать «Нишгвей Лигхрал».
— Да, много пришлось пережить нашему народу, — благодушно вздохнул дедушка, когда песня была окончена.
Он велел мне подать огоньку. Я подал ему горящий уголек и подсел к нему.
— Я тебя не больно ударил сегодня? — Дедушка всегда сокрушался после того, как ему приходилось применять свою палку.