Огонь войны (Повести)

Джумаев Нариман

— Этот предатель, что у нас завелся, тоже пишет бумажки.

— Этому другого выхода нет.

— Слушай! — Бехбит подскочил на месте, скуластое усталое лицо осветилось улыбкой. — А что, если мы эту записку Искандер-паши отправим мирахуру? Пусть ловит нас на реке!

— Вот это мысль! — Командир живо обернулся к нему. — Но кого пошлем? Тебя они знают…

— Вельмурада пошлем.

— Помни: предатель среди нас!

— Только не Вельмурад!

— Рискнем, значит? — Союн Сулейман пристально

глянул прямо в лицо своему давнему приятелю.

Тот выдержал взгляд. Оба они отвечали за успех дела: один — перед советской властью в лице военкома, другой — перед народом, восставшим против угнетателей.

— Давай прежде опросим этого басмача, — сказал Бехбит. — Выведаем, о чем они там еще не написали.

— Мемик, — громко позвал командир. — Тащи сюда задержанного!

Мемик сидел с винтовкой в руках на холмике, у подножья которого лежал связанный Шукур. Данавсыз. Временами слышалось, будто они о чем-то переговариваются. Услыхав окрик командира, Мемик встал. Потом довольно громко проговорил:

— А ну, подымайся, падаль! — и ударил пленника прикладом.

Тот тяжело поднялся на ноги и вдруг нагнулся, схватил горсть песку и, кинув в глаза Мемику, побежал к своему коню. Руки у него оказались несвязанными — каким-то способом он перетер или порвал ремень, стягивавший их. Добежав, лутчек из седельной сумки выхватил нож, нагнулся, чтобы обрезать путы на ногах коня, и в этот миг прозвучал выстрел.

— Не стреляй! Живого… — успел только крикнуть Союн. Но поздно. — Мемик опустил винтовку, лутчек лицом вниз бился на песке.

Бехбит кинулся к нему — казалось, смертельно раненный Шукур Данавсыз хотел что-то сказать.

— Он… этот… эт-т… — пробормотал Шукур, когда Бехбит приподнял его за плечи. Глаза у лутчека остановились, остекленели.

— Что же ты сделал?! — в отчаянии закричал Мемику Бехбит.

— Ну, подумаешь, — с деланным безразличием ответил Мемик. — Одним негодяем стало меньше. Ты же видел: он бежать хотел…

— Красноармеец Мемик Хатачм-оглы, — строго сказал командир. — Неправильно поступили! Убивать пленного не было необходимости. Погорячились во вред делу.

— Виноват, товарищ командир! — Мемик с глуповатым лицом вытянулся в струнку.

Союн махнул рукой: горю не поможешь…

Через некоторое время, когда все пили чай у костра, а Вельмурад стоял в дозоре, к нему подошел командир:

— Товарищ Вельмурад, получите задание. Опасное и ответственное! — Союн Сулейман очень пристально глянул в глаза красноармейцу, в самые зрачки: лицо Вельмурада не дрогнуло, не напряглось. Особой радости он тоже, казалось, не испытывал.

— Слушаю, товарищ командир, — просто сказал он.

«На этого положиться можно!» — в мыслях отметил Союн. Коротко изложил бойцу задание. В заключение

сказал:

— Выезжайте немедленно. Вас сменит Нурягды.

Вельмураду для маскировки пришлось сбросить гимнастерку, облачиться в старенький халат и папаху Хайдара-водоноса; тому отдали одежду, снятую с убитого лутчека. Сев на коня Шукура Данавсыза, Вельмурад-мерген отправился в путь. С гребня бархана махнул на прощание друзьям рукой.

«СОЛНЦЕ НАД МАКУШКОЙ — ДОСТАВАЙ ГОРБУШКУ!»

Лутчеки мирахура и тс, кто остался в живых из сопровождавших караван, понемногу приходили в себя. Тем временем Вельмурад, привлеченный шумом и пальбой, успел незамеченным подъехать совсем близко, разглядеть все происходящее и снова укрыться за барханом. Отсюда было хорошо видно и слышно все, что происходило в низине.

Мирахур, спешившись, все еще удивленно таращил глаза на человека в шелковом халате, с маузером, постепенно узнавая в нем Файзуллу, служившего хранителем имущества у кушбеги — первого министра Бухарского эмирата. Файзулла, оправившись от смертельного испуга, накинулся на мирахура:

— Что же ты натворил, безбожник?! Твои головорезы побили верных слуг кушбеги! Ну, погоди, с тебя спросят за это!

— А вы что здесь делали? — хмуро спросил мирахур. — Мы вот большевиков ловим, второй день в песках…

— У нас дела поважнее! Его светлость кушбеги приказал доставить вот эти сундуки через афганскую границу в Мазари Шериф.

— Что за сундуки?

— Понимаешь, — Файзулла наклонился к уху собеседника. — Кушбеги отправляет за границу золото и драгоценности. Трудно ручаться за безопасность столицы.

— Ах, вот как? Потихоньку сплавляете богатства? А мы тут, как собаки, рыщем по пустыне, жизни не жалеем… Ну-ка, открывай сундук! Мне и моим всадникам следует за то, что мы очистим дороги от большевиков.

— Как ты смеешь?! — округлил глаза Файзулла и угрожающе поднял маузер. — Его милость кушбеги…

Но кончить не успел — мирахур цепко схватил его за локоть, вывернул руку. Подняв упавший маузер, выстрелом прикончил верного слугу первого министра и закричал:

— Молодцы мои! Бей их!! Вероотступники ограбили казну! Все наше будет!..

Лутчеки словно только этого и ждали — в минуту расправились с теми из караванщиков, которые еще оставались в живых, и кинулись к сундукам. Но мирахур с маузером в руках растолкал наиболее проворных.

— Стой!! Куда? Не сейчас, не сейчас! Прежде поймаем большевиков. Ну-ка, — он указал на лутчека с толстым носом и вороватыми зелеными глазами, — вставай в караул у сундуков. Еще ты… и ты…

Поставив у груза тех, кто понадежнее, мирахур стал разъяснять остальным, в чем вина перебитых караванщиков: