Огонь войны (Повести)

Джумаев Нариман

— Товарищ командир, — пряча глаза, глухо проговорил Нурягды. — Скоро придем?

— Скоро! — Союн Сулейман старался казаться бодрым. — Товарищ Нурягды, о чем речь? Помнишь приказ: войти в контакт с красными партизанами в районе Керки. А что трудно — ничего не поделаешь. За революцию люди жизни кладут…

— Нет! — Нурягды выпустил из рук угол тяжелого ящика, решительно выпрямился. — Неизвестно, что везем… Вода кончается… — Казалось, он теряет рассудок. — А, чего тут! — Он рванул винтовку из-за плеча.

— Красноармеец

Нурягды Сапар-оглы! — загремел командир. Словно пораженный электрическим током, юноша-боец вздрогнул, опустил руки.

— Да, он правильно говорит… — раздался в наступившей тишине голос Мемика.

— И ты тоже? — с горящими ненавистью глазами шагнул к нему Союн Сулейман. Он рывком передвинул на ремне маузер, чтобы не было соблазна схватиться за оружие. — За контрреволюционные речи приказываю обоим сдать боеприпасы! Партизан Бехбит!

— Есть!

— Отобрать патроны у обоих!

Бехбит молча, насупившись, выполнил приказ. Командир взмахом руки распорядился продолжать погрузку и выступать. Тронулись в путь. Снова слепящий зной, в полдень глоток воды. Ноги вязнут б раскаленном песке. Глухо стучит густая кровь в висках, точно повторяя одно и то же слово: «Во-ды! Во-ды! Во-ды!»

Снова падает косматый верблюд. Ящики с него перегружаются на других животных.

Солнце клонится к барханам, темнеет небо.

— Если бы за ночь прошли столько же, сколько вчера, к утру достигли бы Одинокой башни, — говорит командиру Хайдар. — А там — вода. Но сил нет, понадобится еще два перехода…

— До Одинокой башни далеко еще?

— По пути завернем в аул, отдохнем.

Вечером остановились, несколько часов поспали. Не спал, охраняя стоянку, Союн Сулейман. Поднялись, когда засияли звезды, и двинулись дальше. Наступившая ночь, словно пожалев путников, едва ощутимой прохладой овевала их иссохшие лица, потрескавшиеся губы. Не прошли часу, опять повалился на бок верблюд в хвосте каравана. Тщетно Хайдар силился поднять его на ноги. Вдруг к упавшему верблюду подбежал Нурягды. Взмах рукой, слабо сверкнуло лезвие ножа — и верблюд захрипел, забулькала кровь в перерезанном горле.

— Скорее чайник, котелок! — крикнул Нурягды. Посуда быстро наполнилась еще теплой кровью. Нурягды первый хлебнул и протянул котелок командиру.

Люди медленно, долго пили кровь издыхающего верблюда. Напившись, сели на прохладный песок. Каждый чувствовал, что силы возвращаются.

— Извини, командир! — глухо сказал Нурягды. — Но медлить нельзя было… Я от отца слышал: кровь помогает в голод и жажду. А верблюд все равно погибал.

Двинулись дальше. К утру захромал, зашатался еще один верблюд. Из трех оставшихся животных одна белая верблюдица шла бодро, как ни в чем не бывало.

Когда занялась новая заря и небо на востоке побагровело, точно подернутое кровью, остановились

на короткий привал. Вдруг Бехбит, стоявший в дозоре на гребне бархана, закричал, радостно замахал папахой:

— Вижу человека! Охотник движется к нам!

Командир бегом поднялся к нему. А Бехбит уже махал руками куда-то в сторону. Командир пригляделся: из-за бархана верхом на куцем ишаке трусил старик в лисьем тулупе. Скоро он подъехал совсем близко.

— Знакомый! — обрадовался Бехбит. — Доброго здоровья, Везир-ага!

Подъехавший — старичок с козлиной бородкой, сухой и прямой, точно жердь, — держал и руке беркута. Следом бежала желтая собака. Старичок тоже обрадовался встрече.

— Бехбит! — воскликнул он, улыбаясь щербатым ртом. — Откуда ты здесь?

Затем без страха поздоровался за руку с красными бойцами, восхищенно оглядел их обмундирование, звезды на фуражках. Внимание его привлекла белая верблюдица.

— Здоров ли, Везир-ага?

— Слава творцу! А вы здоровы ли? Куда держите путь?

— Скажи, далеко отсюда Одинокая башня?

— Не-ет! Идите, как шли. Потом перевалите цепь холмов. Потом заросли песчаной акации…

— Слушай, старик, — нетерпеливо перебил Союн Сулейман. — Ты скажи коротко: сегодня дойдем?

— А-а-а… Бай-хов! — Старик покачал головой, защелкал языком. — Понима-аю. Вода кончилась?

— Верно, кончилась вода, — со вздохом подтвердил Бехбит.

Везир-ага на минуту задумался, глянул на белую верблюдицу. Потом решительно сказал:

— Берите у меня, полный мех!

— А ты сам?

— Здесь недалеко пастухи с овцами. На полдня пути…

Отвязав мех с водой, старик передал его Бехбиту. Командир крепко и долго жал руку старому охотнику, благодарил от имени трудового народа. Потом отдал в подарок небольшой, искусно отделанный кинжал. Старик чувствовал себя глубоко тронутым.

— Счастливо дойти вам, сынки! — попрощался он с отрядом.

— И тебе счастливой охоты, Везир-ага!

Удаляясь, старик долго оглядывался на величавую и бодрую верблюдицу.

— Ах, краса, услада взору и сердцу! — повторял он с блаженной улыбкой. На душе у него было радостно: встреча с белой верблюдицей — добрая примета.

МОЖЕТ БЫТЬ, ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА…

Крепко связанный по рукам и ногам, Вельмурад лежал, не имея возможности шевельнуться. Крупные злые комары то и дело жалили его лицо, руки. Ныло раненое плечо, наспех перевязанное на катере.

Он слышал, как вызвали к мирахуру и англичанину лутчека Вели, побывавшему в плену. Кажется, лутчек рассказал все, что видел. У большого костра скоро затихли, а мирахур и Искандер-паша еще долго переговаривались вполголоса. «Абдурашид…» — послышалось Вельмураду. «Все выходит, как он доносил…» — это сказал Искандер-паша.