Охота на волков

Высоцкий Владимир Семенович

II. КОНЕЦ «ОХОТЫ НА ВОЛКОВ», ИЛИ ОХОТА С ВЕРТОЛЕТОВ Михаилу Шемякину Словно бритва рассвет полоснул по глазам, Отворились курки, как волшебный сезам, Появились стрелки, на помине легки, — И взлетели стрекозы с протухшей реки, И потеха пошла – в две руки, в две руки! Вы легли на живот и убрали клыки. Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, Чуял волчие ямы подушками лап; Тот, кого даже пуля догнать не могла б, — Тоже в страхе взопрел и прилег – и ослаб. Чтобы жизнь улыбалась волкам – не слыхал, — Зря мы любим ее, однолюбы. Вот у смерти – красивый широкий оскал И здоровые, крепкие зубы. Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу — Псам еще не намылены холки! Но – на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, К небесам удивленные морды задрав: Либо с неба возмездье на нас пролилось, Либо света конец – и в мозгах перекос, — Только били нас в рост из железных стрекоз. Кровью вымокли мы под свинцовым дождем — И смирились, решив: всё равно не уйдем! Животами горячими плавили снег. Эту бойню затеял не Бог – человек: Улетающим – влет, убегающим – в бег… Свора псов, ты со стаей моей не вяжись, В равной сваре – за нами удача. Волки мы – хороша наша волчая жизнь, Вы собаки – и смерть вам собачья! Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу — Чтобы

в корне пресечь кривотолки! Но – на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! К лесу – там хоть немногих из вас сберегу! К лесу, волки, – труднее убить на бегу! Уносите же ноги, спасайте щенков! Я мечусь на глазах полупьяных стрелков И скликаю заблудшие души волков. Те, кто жив, затаились на том берегу. Что могу я один? Ничего не могу! Отказали глаза, притупилось чутье… Где вы, волки, былое лесное зверье, Где же ты, желтоглазое племя мое?! …Я живу, но теперь окружают меня Звери, волчьих не знавшие кличей, — Это псы, отдаленная наша родня, Мы их раньше считали добычей. Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу — Обнажаю гнилые осколки. Но – на татуированном кровью снегу Тает роспись: мы больше не волки! 1978 ПОЖАРЫ Пожары над страной всё выше, жарче, веселей, Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, — Но вот Судьба и Время пересели на коней, А там – в галоп, под пули в лоб, — И мир ударило в озноб От этого галопа. Шальные пули злы, слепы и бестолковы, А мы летели вскачь – они за нами влет, — Расковывались кони – и горячие подковы Летели в пыль – на счастье тем, кто их потом найдет. Увертливы поводья, словно угри, И спутаны и волосы и мысли на бегу, — А ветер дул – и расплетал нам кудри И распрямлял извилины в мозгу. Ни бегство от огня, ни страх погони – ни при чем, А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, — И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, — Седок – поэт, а конь – Пегас. Пожар померк, потом погас, — А скачка разгоралась. Еще не видел свет подобного аллюра — Копыта били дробь, трезвонила капель. Помешанная на крови слепая пуля-дура Прозрела, поумнела вдруг – и чаще била в цель. И кто кого – азартней перепляса, И кто скорее – в этой скачке опоздавших нет, — А ветер дул, с костей сдувая мясо И радуя прохладою скелет. Удача впереди и исцеление больным, — Впервые скачет Время напрямую – не по кругу, Обещанное завтра будет горьким и хмельным… Легко скакать, врага видать, И друга тоже – благодать! Судьба летит по лугу! Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули — Замешкалась она, забыв махнуть косой, — Уже не догоняли нас и отставали пули… Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?! Пел ветер все печальнее и глуше, Навылет Время ранено, досталось и Судьбе. Ветра и кони – и тела и души Убитых – выносили на себе. 1978 О КОНЦЕ ВОЙНЫ Сбивают из досок столы во дворе, — Пока не накрыли – стучат в домино… Дни в мае длиннее ночей в декабре, И тянется время – но все решено! Уже довоенные лампы горят вполнакала, Из окон на пленных глазела Москва свысока, — А где-то солдатиков в сердце осколком толкало, А где-то разведчикам надо добыть языка. Вот уже обновляют знамена, и строят в колонны, И булыжник на площади чист, как паркет на полу, — А все же на запад идут и идут, и идут батальоны, И над похоронкой заходятся бабы в тылу. Не выпито всласть родниковой воды, Не куплено впрок обручальных колец — Всё смыло потоком великой беды, Которой приходит конец наконец! Со стекол содрали кресты из полосок бумаги, И шторы долой – затемненье уже ни к чему, — А где-нибудь – спирт раздают перед боем из фляги: Он все выгоняет – и холод, и страх, и чуму. Вот уже очищают от копоти свечек иконы, А душа и уста – и молитвы творят, и стихи, — Но с красным крестом всё идут и идут, и идут эшелоны, А вроде по сводкам – потери не так велики. Уже зацветают повсюду сады, И землю прогрело и воду во рвах, — И скоро награда за ратны труды — Подушка из свежей травы в головах! Уже не маячат над городом аэростаты, Замолкли сирены, готовясь победу трубить, — Но ротные все-таки выйти успеют в комбаты — Которого всё еще запросто могут убить. Вот уже зазвучали трофейные аккордеоны, Вот и клятвы слышны – жить в согласье, любви, без долгов, — И все же на запад идут и идут, и идут эшелоны, А нам показалось – почти не осталось врагов!.. 1978 ЛЕКЦИЯ О МЕЖДУНАРОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ, ПРОЧИТАННАЯ ЧЕЛОВЕКОМ, ПОСАЖЕННЫМ НА 15 СУТОК ЗА МЕЛКОЕ ХУЛИГАНСТВО, СВОИМ СОКАМЕРНИКАМ Я вам, ребяты, на мозги не капаю, Но вот он перегиб и парадокс: Ковой-то выбирают римским папою — Ковой-то запирают в тесный бокс. Там все места – блатные расхватали и Пришипились, надеясь на авось, — Тем временем во всёй честной Италии На папу кандидата не нашлось. Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, — Я б засосал стакан – и в Ватикан! Церковники хлебальники разинули, Замешкался маленько Ватикан, — Мы тут им папу римского подкинули — Из наших, из поляков, из славян. Сижу на нарах я, в Наро-Фоминске я. Когда б ты знала, жизнь мою губя, Что я бы мог бы выйти в папы римские, — А в мамы взять – естественно, тебя! Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, — Я б засосал стакан – и в Ватикан! При власти, при деньгах ли, при короне ли — Судьба людей швыряет как котят. Но как мы место шаха проворонили?! Нам этого потомки не простят! Шах расписался в полном неумении — Вот тут его возьми и замени! Где взять? У нас любой второй в Туркмении — Аятолла и даже Хомейни. Всю жизнь мою в ворота бью рогами, как баран, — А мне бы взять Коран – и в Тегеран! В Америке ли, в Азии, в Европе ли — Тот нездоров, а этот вдруг умрет… Вот место Голды Меир мы прохлопали, — А там – на четверть бывший наш народ. Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли Таланты – все при шпаге, при плаще, — Руслан Халилов, мой сосед по камере, — Там Мао делать нечего вообще! 1979 I. МОСКВА – ОДЕССА В который раз лечу Москва – Одесса, — Опять не выпускают самолет. А вот прошла вся в синем стюардесса как принцесса — Надежная, как весь гражданский флот. Над Мурманском – ни туч, ни облаков, И хоть сейчас лети до Ашхабада, Открыты Киев, Харьков, Кишинев, И Львов открыт, – но мне туда не надо! Сказали мне: «Сегодня не надейся — Не стоит уповать на небеса!» И вот опять дают задержку рейса на Одессу: Теперь – обледенела полоса. А в Ленинграде – с крыши потекло, — И что мне не лететь до Ленинграда?! В Тбилиси – там все ясно, там тепло, Там чай растет, – но мне туда не надо! Я слышу: ростовчане вылетают, — А мне в Одессу надо позарез! Но надо мне туда, куда меня не принимают, — И потому откладывают рейс. Мне надо – где сугробы намело, Где завтра ожидают снегопада!.. А где-нибудь все ясно и светло — Там хорошо, – но мне туда не надо! Отсюда

не пускают, а туда не принимают, — Несправедливо – грустно мне, – но вот Нас на посадку скучно стюардесса приглашает, Доступная, как весь гражданский флот. Открыли самый дальний закуток, В который не заманят и награды, Открыт закрытый порт Владивосток, Париж открыт, – но мне туда не надо! Взлетим мы, распогодится – теперь запреты снимут! Напрягся лайнер, слышен визг турбин… А я уже не верю ни во что – меня не примут, — Опять найдется множество причин. Мне надо – где метели и туман, Где завтра ожидают снегопада!.. Открыли Лондон, Дели, Магадан — Открыто все, – но мне туда не надо! Я прав, хоть плачь, хоть смейся, — но опять задержка рейса — И нас обратно к прошлому ведет Вся стройная, как «ТУ», та стюардесса мисс Одесса, — Похожая на весь гражданский флот. Опять дают задержку до восьми — И граждане покорно засыпают… Мне это надоело, черт возьми, — И я лечу туда, где принимают! 1968 II. ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ Еще бы – не бояться мне полетов, Когда начальник мой Е. Б. Изотов, Всегда в больное колет как игла: «Эх! – говорит, – бедняга! У них и то в Чикаго Три дня назад авария была». Хотя бы сплюнул: все же люди – братья, И мы вдвоем, и не под кумачом, — Но знает, черт, и так для предприятья Я – хоть куда, хоть как и хоть на чем. Я к автомату: в нем ума палата — Стою и улыбаюсь глуповато: Такое мне ответил автомат!.. Невероятно, – в Ейске — Уже по-европейски: Свобода слова, – если это мат. Мы в ресторан – там не дают на вынос, Но нам и так неплохо – тишь да гладь, — Вбежит швейцар и крикнет: «Кто на Вильнюс!.. Спокойно продолжайте выпивать!» Мне летать – острый нож и петля: Ни поесть, ни распить, ни курнуть, И еще – безопасности для — Должен я сам себя пристегнуть. Друг рассказал – такие врать не станут: Сидел он раз, ремнями не затянут, Вдруг – взрыв! А он и к этому готов, И тут нашел лазейку — Расправил телогрейку И приземлился в клумбу от цветов… Я напрасно верчусь на пупе, Я напрасно волнуюсь вообще: Если в воздухе будет ЧП — Приземлюсь на китайском плаще! Но, смутно беспокойство ощущая, Припоминаю: вышел без плаща я! — Ну что ж ты натворила, Кать, а Кать! Вот только две соседки — С едой всучили сетки, А сетки воздух будут пропускать… Мой вылет объявили, что ли? Я бы Чуть подремал – дружок, не подымай! Но слышу: «Пассажиры за ноябрь! Ваш вылет переносится на май!» Считайте меня полным идиотом, Но я б и там летал Аэрофлотом: У них – гуд бай – и в небо, хошь не хошь. А здесь – сиди и грейся: Всегда задержка рейса, — Хоть день, а все же лишний проживешь! 1979

Стихотворения

* * *

Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог — Кто считал, кто считал!.. Сообщается в сводках Информбюро Лишь про то, сколько враг потерял. Но не думай, что мы обошлись без потерь — Просто так, просто так… Видишь – в поле застыл, как подстреленный зверь, Весь в огне, искалеченный танк! Где ты, Валя Петров? – что за глупый вопрос? Ты закрыл своим танком брешь. Ну а в сводках прочтем: враг потери понес, Ну а мы – на исходный рубеж. 1965

* * *

Я – летчик, я – истребитель, Вылетов шесть на дню. Хотите, о «мессершмитте», О двух «фокке-вульфах» – хотите?.. Ладно, повременю. Сейчас эскадрилья тяжелых – девятка Уходит в ночной полет. Ну а теперь я начну по порядку, Зачем забегать вперед? Я ложь отличаю от были — Положено мне различать. Мы Брест сегодня отбили. Вчера же мы Брест бомбили, А в Бресте – дом мой и мать. Мы сопровождали тяжелых девятку — Свои свой же город бомбят! Но… видите, я не могу по порядку, Опять забегаю назад. Теряю я голову редко: Я – ас, но внизу же Брест! Один так и содит в отметку!.. Я чуть не нажал на гашетку, Случайно поймав его в крест. Но вот отбомбилась тяжелых девятка, Внизу все, как надо, идет. Все было, как надо, и скоро посадка, А я забегаю вперед. Я – летчик, я – истребитель, Со мною случилась беда, Я ночью летал в прикрытье, Хотите, еще пошлите, Но – чтобы не знать, куда. <1967>

* * *

Слухи по России верховодят И со сплетней в терцию поют. Ну а где-то рядом с ними ходит Правда, на которую плюют. <1969>

* * *

Как-то раз цитаты Мао прочитав, Вышли к нам они с большим его портретом, — Мы тогда чуть-чуть нарушили устав… Остальное вам известно по газетам. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. При поддержке минометного огня Молча, медленно, как будто на охоту, Рать китайская бежала на меня, — Позже выяснилось – численностью в роту. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Раньше – локти кусать, но не стрелять, Лучше дома пить сгущенное какао, — Но сегодня приказали – не пускать, — Теперь вам шиш – но пасаран, товарищ Мао! Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Раньше я стрелял с колена – на бегу, — Не привык я просто к медленным решеньям. Раньше я стрелял по мнимому врагу, А теперь придется – по живым мишеням. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо, «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Мины падают, и рота так и прет — Кто как может – по воде, не зная броду… Что обидно – этот самый миномет Подарили мы китайскому народу. Вспомнилась песня, вспомнился стих — Словно шепнули мне в ухо: «Сталин и Мао слушают их», — Вот почему заваруха. Он давно – великий кормчий – вылезал, А теперь, не успокоившись на этом, Наши братья залегли – и дали залп… Остальное вам известно по газетам. 1969

* * *

Маринка, слушай, милая Маринка, Кровиночка моя и половинка, — Ведь если разорвать, то – рубь за сто — Вторая будет совершать не то! Маринка, слушай, милая Маринка, Прекрасная как детская картинка! Ну кто сейчас ответит – что есть то? Ты, только ты, ты можешь – и никто! Маринка, слушай, милая Маринка, Далекая как в сказке Метерлинка, Ты – птица моя синяя вдали, — Вот только жаль – ее в раю нашли! Маринка, слушай, милая Маринка, Загадочная как жилище инка, Идем со мной! Куда-нибудь, идем, — Мне все равно куда, но мы найдем! Поэт – и слово долго не стареет — Сказал: «Россия, Лета, Лорелея», — Россия – ты, и Лета, где мечты. Но Лорелея – нет. Ты – это ты! 1969