Охота в Лагарте. За два часа до темноты
Шрифт:
Как только Саймингтон прибыл на борт, Каван привел его к Шэдде и представил. Саймингтон оказался несколько женственным высоким молодым человеком с бледным лицом. Командир «Возмездия» молча посмотрел на юношу и после долгой паузы спросил:
— X. X. Ф. Саймингтон имеет к вам какое-нибудь отношение?
— Да, сэр, это мой отец.
Шэдде вздрогнул.
— Он просил меня передать вам привет, сэр, — добавил Саймингтон, и Шэдде показалось, что во взгляде его нового офицера промелькнула насмешка.
После того как Саймингтон и Каван ушли, Шэдде вскочил и долго метался по каюте, задыхаясь от волнения. Произошло
…Они только что покинули стоянку и через пролив Ломбок направлялись во Фримантл. За несколько дней до этого «Сэйбр» потопил неприятельский транспорт, но в общем-то патрульная служба протекала без особых происшествий. Это прямо-таки бесило Шэдде, он впервые за время войны попал в патруль и, что называется, рвался в бой. Во всяком случае, именно в таком настроении он, только что испеченный младший лейтенант, явился на «Сэйбр» во Фримантле и получил свое первое назначение — командиром минно-артиллерийской боевой части. Сквозь сон он услыхал настойчивый призыв: «Командира на мостик! Командира на мостик! Командира на мостик!» Еще через несколько секунд послышался сигнал ревуна, означавший срочное погружение. Вахтенный офицер и впередсмотрящие мигом скатились из боевой рубки в центральный пост, где тут же появился и командир. Лодка погрузилась на глубину а двести футов и снизила скорость до двух узлов; команда выключила все вентиляторы и перешла на бесшумный режим. Почти сейчас же последовало леденящее душу донесение вахтенного гидроакустика: «Взрывы глубинных бомб… Быстро приближаются…»
Вскоре Шэдде и сам услышал нарастающий шум винтов, что-то с грохотом пронеслось у них над головой, а еще черев несколько секунд корпус «Сэйбра» начал сотрясаться от мощных ударов. Лодка рыскала и вибрировала, как кожа барабана, по которой колотит дошедший до экстаза барабанщик. До Шэдде донесся звон разбитого стекла, стук падающих предметов. Обычное освещение погасло, и сразу же тускло замерцали лампочки аварийного. От непрекращающихся толчков и ударов люди валились с ног. Впервые Шэдде испытал на себе атаку глубинными бомбами. Это было потрясающе, это было кошмарно, это превосходило все, что можно было себе предстать.
Охота за ними продолжалась шесть нескончаемых, не поддающихся описанию часов. Шэдде понял, что его нервы больше не выдержат, что он не в состоянии переносить дальше этот кошмар. Заслышав (как ему казалось, в сотый раз) доклад гидроакустика: «Новая серия взрывов, сэр… Они приближаются… Курсовой угол…», он уже знал, что вслед за этим последует быстро нарастающий шум винтов, свидетельствующий, что эсминец начинает очередную атаку. Но что он мог сделать, находясь здесь, в этой стальной ловушке, откуда не было выхода? И вдруг Шэдде, потеряв контроль над собой, пронзительно завопил. Это не помешало ему на какой-то миг заметить удивление, появившееся на лицах всех, кто находился рядом. «Первый, успокойте его!» — послышался властный голос командира. Словно в каком-то страшном сне Шэдде увидел, как к нему приближается первый помощник командира, как он поднимает руку, и тут же ощутил сильный удар по лицу. Он умолк, упал на колени, потом рухнул на пол и, всхлипывая, провалялся так до окончания атаки — подавленный, униженный, полностью уничтоженный происшедшим.
После атаки, устранив кое-как наиболее серьезные повреждения, лодка продолжала путь во Фримантл. Никто из экипажа «Сэйбра» ни разу не напомнил ему о том дне, а когда по окончании войны лодку переводили
Когда за Саймингтоном и Каваном закрылась дверь, Шэдде обхватил голову руками и разрыдался. Зачем адмиралтейство направило сына того Саймингтона к нему на «Возмездие»? Несомненно, презренная ухмылка, выражение снисходительности на лице могли означать только одно: Саймингтон знает о позоре Шэдде, он уже рассказал об этом в кают-компании — потому-то все офицеры настроены теперь против Шэдде. Его продолжают распинать за то, что когда-то произошло в проливе Ломбок, хотя он пытался сделать все от него зависящее, чтобы это было позабыто.
Когда Дуайт Галлахер, офицер американского флота на борту лодки, и Килли вошли в кают-компанию, там почти не оставалось свободных мест. Только что прозвучал полуденный сигнал, и сюда собралось большинство офицеров корабля. Таргет уже успел несколько раз принести из буфетной бокалы с коктейлями. Беседа касалась то одних тем, то других, потом кто-то заговорил о вечере, проведенном накануне в Скансене.
Саймингтон взглянул на Килли.
— Питер, что же вы ничего не расскажете нам о вчерашней крошке? Надеюсь, вы благополучно доставили ее домой?
— Почему это вас интересует? — спросил младший лейтенант, откладывая газету.
— У вас явно повышенная раздражительность, — погрозил ему пальцем О’Ши. — Если вы помните, мы вас оставили и поэтому хотели бы знать, что произошло дальше.
— Что именно хотели бы вы знать?
— Ну, как развивались события в дальнейшем.
— Никак. — И младший лейтенант снова погрузился в чтение газеты.
Дуайт Галлахер покрутил за ножку свой бокал.
— А что вообще представляет собой эта особа? — спросил он.
— Вас интересует ее умственное развитие или только наиболее существенные данные об ее фигуре? — съязвил Саймингтон.
Американец почесал кончик носа.
— Пожалуй, фигура, — ответил он, не замечая иронии. — Насколько я знаю, Килли человек непривередливый.
— Девочка оказалась прелестной. Что касается фигуры, то я бы, пожалуй, сказал так: бюст — тридцать восемь, талия — двадцать два, ниже — тридцать.
Галлахер присвистнул:
— Ничего, ничего! А вы что скажете?
О’Ши покачал головой:
— Нас это не интересовало.
— Питеру удалось подудеть в трубу?
— Нет, он же был с девушкой.
— Ах да, я и забыл.
Вошел радист.
— Капитан-лейтенант Галлахер! — объявил он. — Вам радиограмма, сэр!
В течение утра самочувствие Шэдде несколько улучшилось, ему удалось стряхнуть с себя овладевшее им ночью смятение. После ленча им предстояло отправиться в Копенгаген, и перспектива скорого ухода из Стокгольма поднимала у него настроение.
Работая за письменным столом у себя в каюте, Шэдде слышал гудение многочисленных вспомогательных механизмов и ощущал вибрацию корпуса лодки. Эти звуки и движения действовали на него успокаивающе, они превращали «Возмездие» в его глазах в некое живое существо.