Охота за наследством Роузвудов
Шрифт:
– Я могу ее отвезти, – звучит голос у входной двери.
Я не верю своим глазам, когда рядом с Анджелиной появляется Лиз Чжао. Вот уж никогда не подумала бы, что увижу ее здесь, где запах приправы для сэндвичей перебивает аромат одеколона «Аберкромби энд Фитч».
Ее глаза блестят, подводка вокруг них размазалась – стало быть, она, скорее всего, не смывала макияж после возвращения домой. Анджелина открывает рот, чтобы возразить, но Лиз перебивает ее:
– Я ее отвезу. Как-никак, она подруга моей дочери.
У меня вырывается оторопелый смех.
– Что, простите?
Остальные посетители столпились у прилавка. Мистер Хейворт держит свой айфон, как будто снимает.
– Лили, – повторяет он. – Я понимаю, что для вас это очень эмоциональное время. Но, пожалуйста, скажите несколько слов о вашей бабушке. Она сказала вам что-нибудь, прежде чем вы уехали вчера вечером?
Этот вопрос здорово бесит меня. Будто вчерашнего моего унижения было недостаточно! Он действительно пытается собрать еще какие-то сплетни?
– Нет. – Я стараюсь произнести это слово не так холодно и враждебно, как хочу.
Миссис Каполли закрывает глаза и медленно качает головой. У меня падает сердце.
Я показываю рукой на дверь кухни:
– Э-э-э… Мне нужно посмотреть, как там…
Несмотря на сердитые взгляды, которые бросают на него остальные, мистер Хейворт продолжает гнуть свое.
– Неужели она ничего вам не сказала? – спрашивает он. – Никаких последних слов, никакого напутствия? Ничего такого о том, что вы должны продолжить ее дело?
Я моргаю.
– Последних слов?
– Эй! Подходите по одному! – кричит Майлз, вдруг оказавшийся рядом.
Но впечатление у меня такое, будто он выкрикивает это откуда-то издалека. Миссис Каполли протягивает мне свой телефон, выдавив из себя:
– Прости.
Я беру его и вижу, что в браузере открыта какая-то сенсационная статья. Пока Майлз препирается с мистером Хейвортом, я просматриваю ее, и слова обрушиваются на меня, как гранаты. Состояние. Семья. Айрис. Роузвуд.
Мертвой.
Я роняю телефон и почти не осознаю, что его экран разлетается на куски на плиточном полу. Я перегибаюсь через прилавок, глядя миссис Каполли в глаза.
– В чем дело? – выпаливаю я, чувствуя, что сердце вот-вот разобьется. – Что происходит?
Взгляд миссис Каполли полон ужаса.
– Мне так жаль! – восклицает она. – Сегодня утром твою бабушку нашли мертвой в ее особняке.
Она говорит что-то еще, но у меня звенит в ушах. Или это звенит колокольчик на двери? Сюда что, пришли еще люди? Я не могу повернуть голову, чтобы посмотреть. Кто-то дергает меня. Что значит мертвой? Бабушка не могла умереть. Вчера она была в полном порядке. Она не могла умереть. Этого просто не может быть.
За мной закрывается дверь кухни. Я поднимаю глаза и вижу, что рука, которая тянула меня прочь, принадлежит не Майлзу.
– Нонна? – выдыхаю я.
Владелица кулинарии, Мария ДиВинченци, настаивающая на том, чтобы все называли ее Нонной [4] , смотрит на меня с таким выражением на лице, что мое сердце пропускает удар. На ее лице читаются жалость, гнев, страх. Значит, та нелепица, которую все говорят, не обман.
4
Nonna – бабушка (ит.).
– Она не могла умереть, – потрясенно выговариваю я, споткнувшись и врезавшись в духовой шкаф. От него исходит обжигающий жар, но мои ладони почти не ощущают его. – Скажи мне, что это неправда. Это не может быть правдой.
Нонна мягко отстраняет меня от духового шкафа и ведет к задней двери.
– Я сама только что услышала об этом, – выдавливает она, и ее итальянский акцент становится еще более заметным из-за волнения, звучащего в голосе. – Звонил твой дядя. Он сказал, что не может дозвониться до тебя. Он сейчас приедет.
Мой телефон. Я достаю его из кармана передника, но не могу заставить себя включить.
– Я выключила его, – чуть слышно говорю я. – А ведь я никогда его не выключаю.
Я слышу, как Майлз пытается перекричать толпу в кулинарии, но из этого ничего не выходит. Нонна толкает заднюю дверь, и снаружи на нас наваливается жаркий летний воздух. Я выхожу, дрожа, несмотря на обжигающие лучи солнца. Может быть, бабушка звонила мне? Может быть, ей была нужна помощь, а я не ответила, потому что не могла взять себя в руки и прочитать пару глупых постов в социальных сетях?
– Я не понимаю. – Мой голос дрожит. – Ведь с бабушкой было все в порядке. С ней все в порядке.
Нонна сжимает мои руки и смотрит в глаза. У нее глаза серые и зоркие, несмотря на возраст. У Нонны такой вид, будто она хочет что-то сказать, но только с усилием сглатывает. Я никогда не видела, чтобы она теряла дар речи, прежде она вечно шутливо кричала на нас по-итальянски, когда мы недостаточно хорошо нарезали салями, или ностальгически рассказывала о детстве на Сицилии и о том, как ей хочется вернуться туда. Но сейчас в выражении ее лица нет ни шутливости, ни ностальгии.
Раздается визг покрышек по асфальту, и на стоянку заезжает красный «Мерседес». Нонна в последний раз сжимает мои руки, затем кивком показывает на машину дяди Арбора. Я открываю пассажирскую дверь, сажусь на сиденье и едва успеваю закрыть ее за собой, прежде чем мы трогаемся. Повисает ужасное молчание.
Я поворачиваюсь к дяде, пытаясь заговорить, несмотря на ком в горле. И выдавливаю:
– Эти люди сказали…
– Знаю, – перебивает дядя Арбор. Его руки крепко стискивают руль, а на челюсти дергается мускул – так крепко он сжимает зубы.