Охотничьи тропы

Федосеев Григорий Анисимович

Держа в зубах полярного грызуна — лемминга, песец сновал между карликовых березок и тревожно смотрел на незванную гостью. «Что надо ей, этой женщине, в нашем пустынном углу? — казалось, недоумевал он. — Почему она села именно на том камне?..»

Фекла Романовна подумала, что песец задержался у берега ради любопытства и побежит дальше. Но зверок, очевидно, никуда не намеревался уходить. Он попрежнему топтался в скрюченном кустарнике, напряженно следя за человеком.

В это время рядом, где-то под землей, раздался звук, похожий на собачий лай.

Жукова вспомнила, что так лают песцы, и внимательно стала оглядываться по сторонам. И тут Фекла Романовна заметила невдалеке от камня нору. Вырытая с крутой стороны невысокого бугра, она ясно выделялась на серой, заросшей мохом почве; глинистый холмик возле норы был испещрен следами зверка, завален костями и перьями.

Жуковой все стало ясно. Там, в норе, находилась подруга песца. У нее, по всей вероятности, скоро должны были появиться дети, и она уже не могла охотиться. Пищу ей приносил отец будущего семейства. Но он, как видно, задержался на промысле слишком долго, самка проголодалась и лаем стала выражать свое нетерпение.

Фекла Романовна отошла в сторону. Зверок тотчас же пробрался к покинутому ею месту и торопливо юркнул в нору…

— Ишь ты, какой заботливый, — прошептала женщина, улыбаясь. — Погоди, вот появятся дети — еще не так придется хлопотать.

И в самом деле, для зверка скоро наступили трудные дни. Прогуливаясь однажды по берегу, Фекла Романовна услышала доносящийся из норы слабый писк. Это значило, что у песцов появилось потомство.

Теперь заботливый отец выбивался из сил, стараясь прокормить свое многочисленное семейство. Чуть не круглыми сутками рыскал он по тундре, добывая леммингов, куропаток и куличков, а двенадцать маленьких детенышей настойчиво требовали все новой и новой пищи…

В эти дни Жукова в первый раз увидела подругу песца. Мать семейства почти ничем не отличалась от самца, только цвет шубки был почти по-зимнему белым, и Фекла Романовна мысленно назвала ее Белянкой.

Щуря глаза, отвыкшие от яркого света, Белянка, выходя из норы, настороженно оглядывалась вокруг, потом бесшумно исчезала в кустарнике. Она, видимо, решила хоть немного помочь отцу в добыче пищи.

Но, как скоро заметила Фекла Романовна, помощь эта была очень слабой. Белянка боялась оставить надолго детей одних, не уходила далеко от норы, и потому ее охотничьи вылазки чаще всего кончались неудачей. Возвратясь домой без добычи, она, виновато повесив голову, подолгу сидела на глинистом холмике, потом, покопавшись в куче старых костей, волочила одну из них в нору…

Вначале песцы боялись Жуковой. Они издали с опаской следили за нею, не вылезали из норы, если Фекла Романовна находилась невдалеке. Но видя, что женщина не делает им ничего плохого, песцы почти перестали обращать на нее внимание.

Однажды Жукова рассказала о песцах рыбакам. Старый промысловик Елизар Кочкин, бывавший в этих местах уже много раз, равнодушно ответил:

— Знаю… Тут живет еще одна пара, километра три отсюда.

Зато молодежь заинтересовалась зверками,

и на другой день во время обеденного перерыва шумная гурьба двинулась к семейству Белянки.

Но дойти до норы молодым рыбакам не пришлось. Сокращая путь, они пошли не по берегу реки, а напрямик, через тундру, и там, среди кустов, наткнулись на пасть. Эта забытая охотниками ловушка оказалась захлопнутой, и из-под широкой верхней доски с наваленным на нее камнем: виднелись задние лапы и хвост песца.

— Вот ротозеи, — покачал головой один из рыбаков. — Зря загубили зверка. Шкурка, поди, давно сгнила…

— Да он только что пойман! — в изумлении воскликнул другой рыбак, приблизясь к ловушке. — Видишь — серый, весенний песец.

И в самом деле, свежие, не заплывшие водой следы зверка на вязкой почве говорили о том, что попался он не более часа назад.

— Пропала феклина Белянка… — произнес широкоплечий, веснущатый паренек.

— Это же самец — возразили ему.

— Все равно. И Белянка, и ее дети умрут теперь от голода…

Рыбаки вернулись на стан и рассказали Жуковой о гибели песца. Фекла Романовна, выслушав это сообщение, нахмурила брови и ничего не ответила. А вечером, улучив свободную минутку, она торопливо зашагала к знакомому холмику.

Белянка была у норы. Сидя на глинистой земле, она тоскливо глядела в тундру, освещенную косыми лучами солнца. Где-то за бугром перепорхнули куропатки, прошуршал в кустарнике лемминг, но Белянка не обратила на эти звуки никакого внимания. Она жадно ждала привычного шороха легких шагов песца, и никак не могла дождаться…

Фекла Романовна в нерешительности остановилась. Зачем пришла она сюда, где ее присутствие могло только вызвать лишнюю тревогу? Чем могла она помочь горю Белянки?

И женщина, глубоко вздохнув, побрела назад, к палаткам.

На другой день Жукова собрала в корзинку обеденные остатки рыбы, мяса и направилась к реке. На берегу ей встретился Елизар Кочкин.

— Ты куда, Романовна? — осведомился он.

— Белянкиных детей кормить… — неохотно ответила Жукова.

— Э-э, хватилась!.. — махнул рукой Елизар. — Друзья твои на новую квартиру перекочевали.

— Куда?

— Помнишь, я говорил тебе, что дальше на берегу другая семья песцов живет? Так вот к этой семье и перебралась Белянка. Я поутру видел, как переносила она в зубах детишек.

— Непонятное ты что-то рассказываешь, дядя Елизар, — усомнилась Фекла Романовна. — Где уж зверю сообразить такое…

— Не веришь — сходи, посмотри, — обиделся старик. — Километра за три отсюда куча плавника лежит. Над ним, в обрыве, нора…

Жукова, пожав плечами, двинулась дальше. Она слышала, как Елизар проворчал ей вслед:

— Зверь — он тоже кое-чего соображает. Кому другому, а мне это не в диковину. Век прожил в тундре…

Продираясь сквозь цепкий кустарник, Фекла Романовна добралась до беспорядочной груды плавника, о которой упоминал старик. Тут, в обрывистом берегу, и в самом деле оказалась нора.