Охотник за смертью: Война
Шрифт:
— Я тебе не леди! — отрезала Хэйзел, входя в вагон.
— В этом я не сомневаюсь, — галантно ответил Оуэн. Войдя, Джиль сел на ближайшее сиденье и вытянул ноги. Хэйзел направилась прямо к встроенному бару. Оуэн же стал внимательно изучать панель кодов рядом с дверью. Правильный код сообщал, кто вы такие, сколько вас в группе и каково ваше общественное положение. Без кода поезд никуда не двинется. А неверный код активизировал системы безопасности и заполнял вагон газом, после чего вы могли отправиться только в морг. Оз утверждал, что знает коды, которые не только безопасно доставят вас к следующей станции, но также блокируют действия системы безопасности, так что снаружи нельзя будет включить подачу газа. Сейчас Оуэн был в этом уверен еще меньше, чем раньше.
— Да верь ты мне, — сказал Оз в ухе у Оуэна. — Исследование твоего отца было проведено очень тщательно.
Оуэн проворчал что-то неразборчивое и сделал, как ему было сказано. Введя последний номер, он обхватил себя руками, готовый к шипению смертоносного газа. Про себя он решил, что при первом же намеке на такой звук он хватает Хэйзел и покидает вагон, пусть даже придется пробить дыру в его стальной стене. Но ничего не случилось — по крайней мере ничего неприятного. Дверь скользнула на место, в заклепанном отсеке заработал двигатель, и поезд плавно тронулся. Оуэн огляделся, чувствуя, что должен сделать что-то еще, потом пожал плечами и сел рядом с Джилем, который сидел в своем роскошном кресле, закрыв глаза и небрежно скрестив ноги — олицетворение безмятежного отдыха. Оуэн сел на краешек кресла и прикусил губу. В поездах у него бывала морская болезнь.
Хэйзел открыла бар и прокладывала себе путь среди графинов. Отхлебнув из каждого приличный глоток, она нашла такой, который ей и в самом деле понравился, и тогда отошла и села напротив Оуэна и Джиля, прижимая к себе графин.
Оуэн уставился на нее тяжелым взглядом. Хэйзел ничуть не смутилась и предложила ему хлебнуть. Оуэн вежливо отказался. Джиль открыл один глаз, посмотрел на Хэйзел и на графин, хмыкнул и опять закрыл глаз. Хэйзел ответила ему таким жестом, что Оуэн был рад, что Джиль не видел. Он сам почувствовал, что краснеет. Джиль неоднократно и недвусмысленно давал Оуэну понять, что не одобряет Хэйзел. Крайне неподходящая партия для последнего из Дезсталкеров. Однажды он сказал это при ней, и Оуэну стоило большого труда не дать ей отправить своего родоначальника в нокаут. Джиль сразу стал невыносимо высокомерен и заявил, что ее поведение только подтверждает его точку зрения. Хэйзел движением плеч стряхнула Оуэна, высказалась очень неодобрительно об аристократическом вырождении в результате близкородственных браков и вышла в сильнейшем раздражении. Оуэн разрывался между желаниями как следует наорать на своего предка и бежать успокаивать Хэйзел, но в конце концов решил, что осторожность — лучшая часть отваги, и оставил в покое их обоих. Есть такие споры, в которых нельзя победить.
— Знаешь, это все было чуть ли не слишком просто, — сказала Хэйзел, опуская графин и вытирая рот тыльной стороной ладони. — Я в том смысле, что раз это — единственное средство доступа ко двору Лайонстон, то я ожидала, что станция будет набита мерами безопасности. А там ни одного вооруженного охранника; ты вбиваешь пару чисел — и поехали. Очень не похоже на ту параноидную Железную Суку, которую мы знаем и ненавидим.
— Лайонстон всегда верила, что лучшее решение — это простое решение, — ответил Оуэн. — Обезопасить эти поезда труда не составляет. Когда он поехал, из него никак не выйти, вагон запечатан, а газовые сопла могут быть включены из Дворца в любой момент при первых признаках чего-нибудь подозрительного. Надеюсь только, что коды, которые дали нам Оз и мой отец, либо блокируют датчики в вагоне, либо не дают включить газ из Дворца. Медленная и ужасная смерть, как мне говорили.
Хэйзел взглянула на ближайшее сопло:
— Эй, постой! Ты хочешь сказать, будто не знаешь, что делают эти коды?
— Боюсь, что так. Оз не знает таких подробностей. Очевидно, мой отец загрузил эти коды в его память, но не позаботился объяснить их назначение. Что типично для моего отца, который никогда никому ничего не объяснял, кроме как в случае крайней необходимости. Так что, боюсь, мы должны на него положиться.
— Ты хочешь, чтобы я поверила на слово ИРу, который считается мертвым и которого никто, кроме тебя, не слышит и который был запрограммирован человеком, помешанном на интригах и вероломстве? Ладно, тогда останови поезд. Я дальше пойду пешком.
— Эти поезда запрограммированы так, чтобы не останавливаться нигде, кроме места назначения, — спокойно ответил Оуэн. — Я могу выбить дверь и выбросить тебя наружу, но тогда тебе придется идти десять миль. Одной. В темноте. И встретиться с мерами безопасности, которые наверняка моими кодами не учтены.
Хэйзел бросила на него хмурый взгляд и сделала хороший глоток из графина.
— Ненавижу, когда ты прав. У тебя такая тогда самодовольная рожа!
Оуэн
— Все в порядке, Джиль?
Джиль открыл глаза и кивнул Оуэну, не замечая Хэйзел.
— Лучше не бывает, мой мальчик. Долго я этого ждал. Мечтал вернуться наконец домой и исправить древние несправедливости, которым я подвергся. Они выбросили меня, Оуэн. Я отдал им свою жизнь и меч, я сражался в их войнах и убивал их врагов, запятнал свою честь Генератором Пустоты, и этого им было мало. Но теперь, девятьсот сорок три года спустя, я прихожу предъявить им счет.
Он резко оборвал речь, показывая, что больше ему нечего сказать на эту тему, и уставился прямо перед собой, будто видел там старые обиды и предательства. Оуэн заерзал в кресле. Основатель рода Дезсталкеров так долго был героем и легендой, что трудно было думать о нем как о реальном человеке с реальными обидами и огорчениями. Оуэн не мог избавиться от чувства, что великий и славный Дезсталкер должен был бы быть выше таких вещей. В том, что они собирались сделать, не было места таким простым вещам, как отмщение. И даже он это знал. Но, честно говоря, Джиль никогда не пытался скрывать, что он во всем этом участвует ради себя, а не ради Подполья или его дела. Восстание было для него только средством. Уже одно это могло бы вызвать озабоченность Оуэна, а тут еще тот факт, что для человека, пробывшего в стазисе почти тысячу лет, Джиль был слишком хорошо информирован о положении дел на сегодня. Оуэн мысленно вздохнул. Уж если не доверять Джилю Дезсталкеру, легендарному герою и воину, кому же тогда доверять?
Если, конечно, предполагать, что это — настоящий Джиль Дезсталкер.
Путешествие шло без событий, Хэйзел все так же бросала подозрительные взгляды на сопла под потолком и существенно понизила уровень бренди у себя в графине. Наконец Оуэн не выдержал, отобрал у нее графин и поставил обратно в бар. Хэйзел позволила ему это только ради их дружбы, но потом всю дорогу с ним не разговаривала. В конце концов поезд замедлил ход и остановился. Открылась дверь, выключился двигатель. Вдруг стало очень тихо. Оуэн поднялся, и сердце у него забилось чаще. Они прибыли ко двору. Больше ни планов, ни споров, ни мучительных сомнений в ранние утренние часы, когда остальные спокойно спят. И пути назад тоже нет. Здесь в ближайшие часы в ту или другую сторону будет решена его судьба и судьба Империи. Он вытащил меч и лучемет, глубоко вдохнул и вышел на платформу. Сделав всего пару шагов, он резко остановился. Сзади было слышно, как выходят из вагона Хэйзел и Джиль, но Оуэн видел только стоящего перед ним человека. Увидев его, Оуэн сразу понял, что этого и следовало ожидать. Что именно этот человек, а не кто иной, должен был преградить им дорогу. Он стоял чуть поодаль на ярко освещенной платформе, с мечом в руке, и терпеливо ждал, пока они к нему подойдут. Силовая его половина шипела и потрескивала в тишине.
Пол-Человека.
Хэйзел пододвинулась к Оуэну и тихо выругалась.
— Я так и знала, что все идет слишком гладко. Ну почему из всех людей на свете именно он оказался здесь? Тот единственный человек в Империи, которого нельзя убить?
— Потому что моя верность не подлежит сомнению, — ответил Пол-Человека. — Потому что сенсоры вагона сообщили нам, кто идет, и Лайонстон знала, что нужно больше обыкновенной доблести, чтобы вас остановить. И потому что я хотел здесь оказаться. Лайонстон сильно забеспокоилась, когда не сработали газовые сопла, но я был доволен. Такая победа была бы слишком… мелочной. Так лучше. Так и надо, чтобы самый верный подданный Империи встретил таких печально знаменитых изменников Короны. Я полагаю, поздно отговаривать вас от этого безумия?
— Куда как поздно, — согласился Джиль.
— И это не безумие, — добавил Оуэн. — Это необходимость. Империя стала прогнившей, больной и злой. Ее надо разрушить, чтобы можно было построить на ее месте что-то лучшее.
— Это все я уже слышал не раз, — ответил Пол-Человека. По живой половине лица ничего нельзя было прочесть, но голос звучал твердо. — Это ничто по сравнению с тем злом, что ждет за пределами Империи. Пришельцы, которые уничтожили мой корабль и команду, все еще где-то там и ждут, пока мы ослабеем и распадемся, и тогда они двинутся на нас и уничтожат. И мелкое зло, которое вас так волнует, — ничто по сравнению с тем, что сделают с Человечеством пришельцы. У них на корабле я видел и испытал такие ужасы, которые вам не снились в худших ваших кошмарах. Мы — ничто по сравнению с ними. Только объединение сил всей Империи может дать шанс их остановить. Ваше Восстание ставит под угрозу выживание самого нашего вида.