Охотник

Шнайдер Эйке

— Скажи, а в тот вечер, когда исчез Скегги, много народа здесь было?

Бьёрн поморщился:

— Не начинай. Олав всю душу вымотал еще тогда.

Гуннар улыбнулся: положил на прилавок несколько монет. Трактирщик фыркнул.

— Еще не все к дуболомам перебрались? — поинтересовался Гуннар.

«Дуболомом» Бьерн называл трактир «У дуба», стоявший в соседнем квартале. Дуб там и правда рос, огромный, по слухам, оставшийся с самого основания города. Поговаривали, что взаимная нелюбовь трактирных хозяев началась еще три поколения назад,

переходя по наследству вместе с заведением.

Бьёрн разразился проклятьями.

— Понимаю, — сказал Гуннар. — И тебя, и их. Мне-то бояться нечего, тот изувер только на одаренных охотится. И охотится, пожалуй, всерьез. Будет еще пара трупов — и остальные в «дуб» переберутся. Может, и к лучшему, мечам вроде меня просторней будет.

Вот только хорошие мечи переберутся туда же, куда и одаренные, потому что и состоятельные наниматели уйдут из «Шибеницы» вслед за ними. А придут те, кто попроще, и им будет все равно, что у Бьерна лучшее пиво в Белокамне, да и не по карману окажется им это пиво.

Трактирщик фыркнул.

— Тебя послушать, так закрываться пора.

— Тебе виднее. Ну так много было народа?

— Да битком, как всегда… было. Альрик и те двое, что за ним таскались вечно, в тот вечер четвертый с ними появился, пацан совсем, говорят, перстень обмывали, только с третьего раза он смог его получить. Пацан тот самый, что недавно… — Бьёрн поморщился. — Скегги к ним подходил, поздравлял, они вместе учились. Сам Скегги со своими, ну, знаешь…

Гуннар кивнул.

— А, может, это не мой трактир проклят, а Скегги… задумчиво произнес он. — Эйлейва он знал, и с Гестом, которого следующей ночью нашли, приятельствовал.

— Так это Гест был второй?

— Он.

Жаль парня. Веселый… был, и на тех, кому дар не достался, свысока не поглядывал.

— А, может, все-таки трактир… Надо священника позвать. — Бьерн встряхнулся. — Твои приятели все по очереди заходили. Лекарь со своей бабой, я еще подумал, что оба точно после болезни, еды взяли вдвое больше обычного, все смолотили. Лекарь смурной был, вообще на себя не похож. А по бабе его никогда не скажешь, что там на уме, сам знаешь.

Гуннар кивнул.

— Потом начальник стражи был. Взял бочонок пива, мои парни его унесли сразу. Сидеть не стал, человек занятой. Потом девочка эта пришла, как ее, черненькая, лекаря ученица…

— Иде?

— Она самая. Завалилась под вечер, зареванная вся, в угол забилась. Мед взяла, самый крепкий попросила. Я еще подумал — куда ей самый крепкий, он здоровых мужиков под стол валит, а такого воробья как она…

— Да и выгоды никакой, если с одной кружки свалится, — ухмыльнулся Гуннар.

Бьерн рассмеялся.

— Ну что я, зверь какой, молоденьких девочек спаивать до бесчувствия. Скегги к ней подкатил было, дескать, нечего такой красивой девушке одной грустить — зашипела, что твоя кошка. Я тоже его шуганул немного. Лекарь — мужик суровый, если что и трактир спалит, а их же восемь лбов ужравшихся, сам понимаешь…

— Понимаю.

Вообще,

ни о ком из того отряда Гуннар слова дурного сказать не мог, но пьяные наемники — они пьяные наемники и есть. Никогда не знаешь, какая моча в голову ударит.

— Потом Вигдис пришла, с ней поговорила и с ними, парни отстали. Девочку наверх увела, за комнату заплатила, она там и заночевала. А Вигдис еще с парнями посмеялась и тоже ушла. А уж о чем они там говорили, и почему девчонка рыдала, у них спрашивай.

Почему девчонка рыдала, Гуннар и так знал.

— О чем спрашивать и у кого? — поинтересовалась подошедшая Вигдис. Бросила на прилавок монету. Бьерн отвернулся наполнить кружку.

— Скегги покоя не дает, — признался Гуннар.

Она покачала головой.

— Когда я уходила, он еще тут сидел. И по всему судя, сидеть собирается до утра, если раньше под стол не свалится.

— Олав говорил, он сильно не пил.

— Какой же дурак будет напиваться вусмерть на глазах нанимателя? — пожала она плечами. Неторопливо опустошила кружку. Мотнула головой — мол, пойдем.

Гуннар двинулся следом. Пристроился, как всегда, в шаге за плечом. Солнца уже не было видно за домами, но небо еще не потемнело, и немногие прохожие торопились по домам. Он в который раз оглядел улицу — среди целеустремленно идущих людей прислонившаяся к стене фигура выглядела странно. Он всмотрелся — патлатый из той компании, с которой сцепилась Вигдис. Так, а вон, у соседнего дома, — тот, что с лавки слетев, копчик ушиб.

— Впереди, — негромко сказал он. — Сигрун.

— Вижу, — ответила Вигдис.

Безоружной она не ходила, но в городе носила лишь нож поверх платья. Гуннар сместился так, чтобы оказаться чуть впереди и справа, снова подстроился под ее шаги.

— Возьми мой меч.

Повернул голову вслед за чайкой, залетевшей с реки — еще один на другой стороны улицы. Где последний? Гуннар едва удержался, чтобы не вытереть о штаны вспотевшие ладони. Где?

— Это все равно что ослепнуть, — шепнула Вигдис.

А вот и четвертый. Стоит у перекрестка, уставившись в упор. Сломанный нос уже вылечили, хотя, если приглядываться, припухлость осталась.

— Иначе умрешь прежде, чем доберусь до ближайшего.

Неважно, решат ли они сперва вывести из строя его самого, чтобы не путался под ногами, или начнут с Вигдис, все равно окажется четверо против одного. Там, в трактире ей удалось их отделать только потому, что вмешались приятели Альрика. Да еще потому, что почти все одаренные полагаются прежде на плетения, прибегая к стали или грубой силе, лишь когда дар почему-то подводит. Многие и вовсе оружия не носили — вот и сейчас мечи были лишь у двоих. Начни она с плетений, а не с обычного мордобоя, размазали бы почти мгновенно. И они тоже это поняли, и урок выучили — слишком уж старательно держатся поодаль. Не очень далеко, чтобы добыча, не ровен час, не удрала, но и мечом в два шага их было не достать.