Охотник
Шрифт:
Сами они выглядели ненамного лучше — видно было, что прежде чем показаться на люди, все долго и старательно отчищали одежду Благо, тесто не сало, а залитую вином рубаху было проще сменить, чем отчистить, но Вигдис сказала, что узнала несколько новых выражений, слушая, как Гуннар пытается прочесать волосы, недоумевая, откуда там взялось тесто, вроде головой в кадушку не лазил.
Словом, когда гости сползлись в залу, головы трещали у всех. Стук в дверь не улучшил настроения никому, грохотали так, будто имели право ломиться. Вигдис пошла открывать.
— Руни,
Глава 19
Руни на все лады помянул балбесов и бездельников, которые без начальства не могут записать, в каком положении было тело и что лежало рядом, и ушел. Остальные решили, что стоит дать поденщице возможность спокойно прибраться, а значит поесть лучше не дома. Вигдис покачала головой, дескать, мама сказала бы, что хозяйка она никудышная, раз из ее дома гости идут прямиком в трактир, ведь, кажется, в кладовке еще оставался сыр и окорок, но хлеба нет, и…
И все-таки направились в «Шибеницу».
Гуннар удивился, увидев у дверей «Шибеницы» стражников. Бьёрн держал двух крепких парней, готовых всегда объяснить разбуянившемуся посетителю правила приличия, а где не справлялись вышибалы, пару веских аргументов всегда могли добавить другие гости. Поток воды на голову мигом остужал самые горячие головы, особенно в сочетании с языком пламени на руке, недвусмысленно направленной на буяна. Постоянные посетители трактира знали толк в доброй драке, и потому особенно ценили возможность посидеть и выпить спокойно.
Еще сильнее Гуннар удивился, когда стражники шагнули навстречу, держа мечи наизготовку. Все те же старые знакомые: Снорр со своими ребятами.
— Явился, наконец-то, — сказал Снорр вместо приветствия. — Пойдешь с нами, белобрысый.
Гуннар покачал головой, рука сама потянулась к мечу. Все его запасы человеколюбия иссякли в прошлый раз. Что бы там ни случилось, второй раз в допросную он не попадет. Вот только Вигдис зря лезет, еще не хватало, чтобы она его от стражи заслоняла. Ингрид, умница, положила ей руку на плечо, та замешкалась, оглянувшись. Эрик шагнул вперед, небрежно задвинув Гуннара за спину прежде, чем тот успел сказать хоть слово.
— Снорр, что случилось в этот раз? — поинтересовался целитель. Вроде бы спокойно, но Гуннар не хотел бы, чтобы друг когда-нибудь заговорил с ним в таком тоне.
— У нас предписание к аресту. Не мешай.
— По какому поводу?
— Тебя не касается.
— Все, что касается моих друзей, касается и меня. Ну?
— Не стоит, — сказал Гуннар. — Тебе есть что терять.
Эрик усмехнулся.
— Мне уже много лет нечего терять. Снорр, не дури. Готов поспорить, это очередная ошибка.
Гуннар подвинулся из-за его спины.
— Не знаю, что я якобы натворил в этот раз, но свидетелей не приглашают, держа меч наизготовку. А
— Убийце там самое место, — сказал Снорр. — Не пойдешь добром — приведем силой.
Гуннар коротко глянул на Вигдис.
— Уйди, пока не началось.
— Нет. Мне тоже нечего терять.
— Уйди, я сказал!
Ей-то как раз терять было что.
— Как здоровье твоей жены, Калле? — подала голос Ингрид.
— Жаль будет, если твой ребенок не узнает отца из-за дурацкого недоразумения, — подхватил Эрик.
Стражник побледнел, но с места не двинулся.
— А твоя мать, Фолки? — продолжал целитель. — Кто присмотрит за ней?
— Не твое дело! Ты отказался ее лечить!
— Потому что меня позвали слишком поздно. Сам Творец бы не смог поставить ее на ноги. Но…
Снорр ощерился.
— Прекратите балаган! Вы не посмеете. Убийство стражника — это виселица.
— Убийство? — ухмыльнулся Эрик. — Чтобы доказать убийство, нужны трупы. А трупов не будет.
На его ладони блеснул ослепительно-желтым язык пламени, и тут же погас.
— Даже костей не останется. Ветер унесет пепел.
— Вы не посмеете, — уже не так уверенно сказал Снорр. — Свидетели…
— Кто? Завсегдатаи «Шибеницы» еще глаза не продрали.
— Я очень не хочу никого убивать, — сказал Гуннар. — Но в допросную я хочу еще меньше.
— Хватит! — рявкнул из-за спины Руни.
Откуда он здесь взялся?
Стражники подобрались, на лицах проступило облегчение.
— Вон отсюда.
Стражу будто ветром сдуло. Руни вздохнул, глядя им вслед.
— Не знаю пока, кто посмел отдать приказ через мою голову, но разберусь. Пошли пожрем, что ли.
Трактир по дневному времени был почти пуст, и все же едва служанка отошла от стола, все звуки стихли.
Руни вытащил из-за пазухи завернутый в ткань короткий болт — и Гуннар с первого взгляда понял, к какому самострелу он подходил. Неужели кто-то из родичей тех одаренных потребовал разбирательства? Обычно подобные стычки судей не слишком интересовали: одаренные опять что-то не поделили, сцепились, проигравший, если жив остался, возместит ущерб, нанесенный чужому имуществу. А если нет — то и суда нет. Впрочем, из-за свороченного ставня вряд ли кто-то стал бы жаловаться — себе дороже обойдется. И едва ли стража пришла за ним из-за того поединка. Они не запрещены, в конце концов, и убийцей за подобное назовут разве что родственники проигравшего, но не стражники. Тогда что?
— Вот эту штуку нашли вчера ночью в голове судьи, что допрашивал Гуннара, — сказал Руни.
Так вот в чем дело. Да, понятно, почему в первую очередь подумали на него. Сам Гуннар мысль о мести отложил пока, не до того было, но вспомнил бы непременно. Только он бы не стал ночью из самострела. Нашел бы к чему прицепиться и вызвал. При толпе народа, чтобы не отвертелся.
Тогда кто? У него исчез такой же самострел. Мог ли тот, к кому он попал, затаить зло на судью? Или разгадка куда ближе?