Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)
Шрифт:
— Да хотя бы, как ты сюда попала.
Она молча качает головой.
— Неужели тебе здесь нравится?
Злой смех.
— Нравится? Это с вами-то, с голодранцами? Да у вас ведь у самих ни гроша в кармане! Лопес кормит нас, дает одеяло, два платья… И забирает весь наш заработок. Нам ровным счетом ничего не перепадает от тех денежек, которые он дерет с вас за ночные развлечения. Чему уж тут нравиться? Если бы вы хоть кавалерами были настоящими…
Она окидывает его презрительным взглядом и щелкает пальцами. Он спокойно спрашивает:
— А в Манаусе у тебя были настоящие?
— Еще бы, и не один, а целый десяток! — говорит она. — Те-то не ходили такими оборванцами, как вы.
— Что ж ты не осталась там?
— А тебе от этого было бы легче, да? Ну, так и мне тоже! Не надо мне было связываться
— Про Рио?
— Ну да. Он предложил мне поехать туда с ним, но я не захотела. Тогда он вытащил из кармана пачку денег — сто мильрейсов. И сказал, что я их получу и что мне там будет хорошо… Cielo! Какая же я дура, что пошла с ним на пароход! Там уже были и другие женщины. Одну из них я знала — Анита, хорошая девушка. Она красивее, чем я, и не раз перехватывала у меня мужчин. Но она часто выручала меня деньгами, когда я сидела на мели. С толстяком было еще двое, они напоили нас, а когда мы пришли в себя, пароход уже плыл вниз по реке, а моих ста мильрейсов и след простыл. Тут мы заметили, что едем вовсе не в Рио, и подняли крик. Тогда они посадили нас под замок и выпустили только в Санта-Кларе. А толстяк получил за каждую из нас премию от Рейеша…
— Значит, его ты тоже знаешь?
— Свинья такая! Сначала он взял себе Аниту, потом, меня, потом перебрал всех остальных. Их сразу отправили сюда. А нас с Анитой взяли в трактир на берегу реки.
Помолчав, она продолжает:
— Там я пробыла три месяца. Потом расцарапала всю морду этому пакостнику Эставану, и меня спихнули сюда. Пресвятая дева! Вот уж не видывала ничего подобного! Голод! Лихорадка! Лекарств нет! Еды нет! Спать не дают! Сигарет не дают! У Эставана хоть мяса было вдоволь, а иногда и курево перепадало, да и спать можно было, пока мужчины не вернутся из леса. А здесь?! Из тех, кто вместе со мной приехал из Манауса, осталась в живых всего одна!
— Анита?
— Нет, та еще у Эставана. Ей повезло. Она протянет дольше, чем мы.
Бенито вздрагивает.
— Не веришь? — Она опять начинает злиться.
— Верю, верю!
— Здесь ни одна не выдерживает больше восьми месяцев! Из них прошло уже два!..
— Перестань!
Она смотрит на него исподлобья.
— Ликер разбавлен, парни грязные, грубые, противные! Ты тоже не лучше!
Из соседнего помещения доносится стон. Еще раз, громче. Потом слышен крик и мужской голос:
— Брось ее!
Другой мужчина сердито возражает:
— Чего же мы притащили сюда бутылки?
— Заберем их с собой.
— Сейчас пойдем?
— А что нам здесь делать? Ей скоро крышка! Лихорадка-то у нас у всех, да только у нее еще и другая болезнь.
— Подумаешь! Ну так заразишься! Ничего от этого не изменится…
Слышатся шаги, скрип двери, шум в коридоре и затихающие стоны женщины в соседней комнате.
— Давай-ка выпьем! — предлагает Бенито девушке.
— Выпьем!
Бутылка дрожит в его руке. Наконец он отрывается от горлышка. Глаза его налились кровью, он запинается.
— Ты… теперь ты!
Пока она пьет, он доказывает:
— Хижину-то я себе построю! И коз тоже куплю! Не зря же я здесь мучаюсь!
— А деньги?
— Мой счет у полковника.
— Думаешь, он его тебе покажет? Как же!
— Ну и ну, — говорит он, снова отхлебнув из бутылки. — Здорово вас обманули! Так послушаешь…
Она резко поворачивается, и бутылка падает у него из рук.
— Ах ты шпион!
Он в недоумении смотрит на нее.
— Убирайся! — кричит она. — Не хочу тебя видеть!
Ему непонятен этот взрыв ярости. Она повторяет:
— Убирайся! Убирайся!
Он поднимается. Но, подойдя к двери, снова останавливается.
— Послушай, Кармелла, — говорит он заплетающимся языком. — Вот… я еще хотел спросить… сколько тебе лет?
— Семнадцать! — выкрикивает она. — Что, еще хочешь что-нибудь выпытать?
Он пробирается по темному коридору, проходит мимо обрюзгшего, который удивленно говорит ему что-то, идет дальше, в ночную тьму, через просеку, к своей хижине.
— Семнадцать! — бормочет он. — Семнадцать!
10
В тот самый день, когда два надсмотрщика бросили в реку окоченевший труп Хуаниты, Бенито
Дрова выстилают слоем сырых веток, а на них ставят жестянки с каучуком — сотни жестянок! Затем дрова поджигают с нескольких сторон, ветви начинают шипеть, тлеют, сарай наполняется густым, едким дымом, который поднимается к закопченным балкам и выходит сквозь узкое отверстие в потолке. Бенито и старику приходится следить, чтобы прикрытые ветками дрова не разгорались слишком сильно; они сбивают острые языки пламени, глушат их, переворачивают деревянными вилами тлеющие, постепенно обугливающиеся ветви, приглядывают за притаившимся огнем и подкармливают его свежими дровами. Наконец они, шатаясь, выходят из сарая, мокрые от пота, с опаленными волосами. Усаживаются на корточки перед дверью. Оглядывают друг друга и опять смотрят на клубы горячего дыма.
Днем и ночью они должны охранять огонь, ставить в дым новые банки, вынимать вилами «поспевшие», переворачивать ветки, поливать их водой, чтобы дым шел гуще, и подкладывать дрова. Спят поочередно, по четыре часа. Спят беспокойно, ворочаются на своих одеялах, разговаривают и кричат во сне. Их тело и мозг словно насквозь пропитаны огнем и едким дымом. Бенито снится, что языки пламени окружают его. Он зовет на помощь, и когда товарищам удастся растолкать его, он весь в поту… Скоро он замечает, что Перет часто вместо отдыха отправляется к хижине, стоящей на пригорке, в стороне от коптильни, чтобы проведать своего прежнего помощника. Вернувшись оттуда, он выглядит подавленным. Он не смотрит на Бенито, и губы его движутся в беззвучном разговоре с самим собой. Бенито уже давно привык к замкнутости старика. Он и сам стал немногословен. Когда он по ночам сидит у дверей коптильни, уставившись в густой, пронизываемый пламенем чад, из леса доносятся глухие крики сов. В эти часы он думает о Саре, которая все еще ждет его в Санта-Кларе, в доме торговца. Сколько времени ему придется провести здесь, охраняя огонь, и сколько еще придется ждать? В бессильной ярости он закрывает глаза, вспоминая, как уезжал на лодке из селения, а Самон Рейеш стоял на мостках возле своего дома и, смеясь, кричал ему вслед, чтобы он не торопился… Не торопиться! Зачем он сюда приехал? Он хочет заработать денег! Хочет вернуться к Саре! Хочет отправиться с ней вверх по реке, вернуться в те края, где живут его братья, хочет поставить там свою хижину! Не хочет больше жить впроголодь! И он твердо решает: завтра! Завтра я иду к полковнику! Пусть покажет мне счет! Пусть скажет, сколько я заработал! И сколько мне еще придется пробыть здесь! Сколько времени Саре еще придется ждать меня! И он видит перед собой ее бледное, изможденное лицо, видит ее полное тело и пониже плеча след, оставленный его голодными губами… Нет, он не пойдет больше в ту хижину, где можно купить за деньги любовь и смерть! Не встретится с обрюзгшим, не увидит несчастной Кармеллы. Сара! Он хочет видеть Сару! Он громко приказывает себе: