Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)
Шрифт:
— Завтра утром!
Ночь долга и полна ослепительных звезд, бледнеющих только к рассвету.
Серое утро спускается на лес и реку. Перет не идет сменять Бенито, застывшего перед хижиной на корточках. Глаза его слипаются. Но вот он встает, бредет через закопченную дверь в сарай, чтобы взглянуть на огонь, немного погодя снова выходит и начинает расхаживать взад и вперед, чтобы побороть сон. Наконец старик появляется из хижины, где лежит в лихорадке его помощник. Он плетется, сгорбившись, повесив голову. Пытается прошмыгнуть мимо Бенито внутрь коптильни. Бенито задерживает его. После настойчивых расспросов он узнает, что несколько часов
— Твой сын?
Старик кивает.
11
Управляющий Лопес смотрит в раскрытую книгу. Его карандаш движется вдоль колонки записей. Он считает молча, не шевеля губами. Ставит маленькие крестики рядом с цифрами, пишет на полях новые числа. Наконец он поднимает голову.
— Ты четыре дня не ходил па работу!
— Я был болен, — говорит Бенито.
— Но тебя кормили, и свою порцию водки ты тоже получал, так?
Лопес снова глядит в книгу.
— Ты был у девушки. Брал ликер и сигареты…
Он переворачивает страницу.
— Когда ты приехал сюда, за тобой было двести восемьдесят мильрейсов долга. Так. Ты работал — надрезчиком, сборщиком, а последние четырнадцать дней в коптильне…
Пауза.
— Шеф дал тебе лодку, — продолжает он.
— Я сдал ее.
— Когда?
— Сразу же! Здесь! В первый же день!
— Возможно, — бросает Лопес. — Только я ее не видел.
— Она лежала на берегу!
— Вот как! Это ты, значит, ее там видел?
— Сеньор Фейро был поблизости!
— Очень жаль, — говорит Лопес, — в самом деле, очень жаль, что Фейро сейчас нет здесь! А то бы мы его спросили…
Движением руки он обрывает открывшего было рот Бенито. Тычет пальцем в какую-то запись и спрашивает:
— Видишь или нет? Вот оно, черным по белому!
— Сколько?
— Два мильрейса шестьдесят реалов. И, помолчав, добавляет.
— Остается за тобой!
На этот раз Бенито не кричит. Он выходит из конторы и идет к хижине, где его ждут товарищи. При его появлении они замолкают. Напряженно смотрят на него. Рябой любопытствует:
— Ну как?
Перуанец, которому из-за участия в поножовщине пришлось бежать со своей родины, протягивает Бенито бутылку:
— Держи свою водку! Тут и завтрашняя порция!
В тусклом мерцании свечи Бенито видит собственное лицо, искаженное в кривом стекле бутылки. Стремительным движением он хватает ее и поворачивается к косяку двери. Удар! Звон разлетающихся осколков! Все отскакивают, не сводя глаз с Бенито, у которого по руке стекает струйка крови.
— Оставьте меня в покое, слышите!
Он подходит к своей постели и бросается на сухие листья. Лежит неподвижно, в изнеможении, стиснув зубы и закрыв глаза, и слышит частое биение своего сердца. Не трогается с места, пока не подходит время сменять старого Перета в коптильне.
Как всегда, он шагает через просеку. Присаживается на корточки перед закопченной дверью и вглядывается в густой, жгучий дым. Наконец отправляется за едой, возвращается к товарищам, снова уходит, чтобы сменить Перета, переворачивает сырые ветки, ставит на огонь банки с каучуком, ждет, спит, жадно ест, работает — все как обычно. Видит вокруг людей, которые
В его душе что-то надломилось. Но и выросло что-то новое!
По вечерам, когда рабочие собираются в хижине, он уже не встает первым и не уходит на свое ложе. Он устал. Все тело у него ноет. Но он придвигается поближе к остальным, сидящим тесным кружком, переговаривается вполголоса, что-то шепчет, ругается.
И внимательно прислушивается к шагам проходящих мимо хижины надсмотрщиков.
12
Они говорят о побеге.
Их мысли беспрестанно кружатся вокруг этой темы. Утром, выходя из хижины, первый свой взгляд они бросают на высокую, выше человеческого роста ограду, отделяющую лагерь от леса. На складе, принимая из рук надсмотрщика ножи, они впиваются глазами в стальные клинки и стискивают в руках деревянные рукоятки. Работая в лесу, они ищут проходы в зарослях; их взгляд убегает по узкой, вытоптанной тропинке и возвращается к оружию, висящему на поясе у надсмотрщика. А вечером они опять молча сидят друг подле друга в хижине и снова поглядывают сквозь открытую дверь на ограду, затрудняющую бегство и защищающую лагерь от нападения темнокожих обитателей леса, которые — как утверждает перуанец — временами бесшумно, словно кошки, крадутся вдоль нее, выжидая подходящего случая освободить своих братьев, крепко запертых в больших сараях.
Перуанец уже трижды пытался убежать прямо с работы. И трижды его ловили через несколько часов, и Фейро избивал его своей плеткой.
— В следующий раз, прежде чем удрать, я прикончу эту собаку, — заявляет перуанец.
Кто-то из товарищей отговаривает его.
— Все равно далеко не уйдешь. Голод обратно пригонит. В реку не сунешься, там крокодилы. По лесу быстро не проберешься. За тобой бросятся надсмотрщики. А у них ведь собаки.
— Боюсь я их!
Перуанец сплевывает.
— А нож на что! Ни одна шавка близко не подойдет!
Внезапно Бенито подсказывает:
— Надо бы нам попробовать всем разом. Одновременно!
Все поворачиваются к нему.
— Одному все равно не уйти! Поймают и вырежут язык, как негру из соседней хижины. А если взяться всем?
— Это как же?
— Винтовки надсмотрщиков хранятся в сарае. Склады охраняет всего один человек. Несколько часовых у ограды с нами не справятся!
Бенито горячится:
— Перебьем всех собак! А потом возьмем лодки и поплывем вниз по реке!
— А как же с больными? — спрашивает кто-то.
Остальные покачивают головами и начинают бормотать проклятия. Их взгляд, только что горевший нетерпением, опять становится тупым и угрюмым.
— Разве до винтовок доберешься?
— Да у них и пистолеты есть!
— А таких громадных псов голыми руками тоже не задавишь!
Перуанец начинает сомневаться.
— Многие испугаются. И заранее выдадут нас полковнику. Да и вообще! Ну, поплывешь ты вниз по реке, а дальше что? Если хоть один надсмотрщик останется в живых, об этом деле узнают повсюду, и, куда бы мы ни пришли, везде нас будет ждать полиция.