Охотники за курганами
Шрифт:
Егер, не довольный малой порцией — двух ребер поросенка, спустился с холма к своему костру. Полоччио немедля забрал у Гури плантовый рисунок кургана — видом как бы сбоку и сверху, с обозначенными по саженям размерами. Гуря, недовольный, отошел к маленькому огню, разложенному поваром Полоччио.
Полоччио достал из кармана грифель, кокетливо обернутый серебряной фольгой, и подал его князю. Князь примерился по размерам, потом уверенно врисовал в плант обнаруженную копалями плиту — в боковом разрезе и в рисунке верхнего планта. Выходило, что плита из гранита покрывала
Полоччио взял рисунок князя, повернул к огню.
— Откуда взяты тобой сии невиданные размеры каменной плиты? — спросил ученый посланник.
Князь аккуратно положил обглоданную кость в общую кучку, помедлил, потом сухо ответил:
— Сказки древние вспомнил, что мне кормилица баяла. Выходит, то не сказки она баяла, а былины.
Полоччио поморщился.
— Завтра с утра заложим новый колодец, как бы по краю плиты, — добавил князь, показывая на планте, где думает рыть второй колодец. — Ежели я прав, то этот курган есть место упокоения великого и неведомого древнего царя.
Князь поднялся от костра и пошел с вершины вниз.
Полоччио больно толкнул Гербергова.
— Артем Владимирыч! — сипя от унижения, крикнул вослед Гербертов. — А в сей могиле золото будет?
Из-за кромки кургана донеслось:
— Много!
У костра ученого посланника грубо и громко захохотали, стеклянно зазвякали.
Артем Владимирыч плюнул себе под сапоги, себя же обложил злой матерностью, но вполголоса. Из темноты вдруг на него надвинулся высокий человек. Князь зашарил рукой у пояса. Хватанулся за саблю.
— Негоже, кнез, оружие выставлять на верного тебе людина, — тихо молвил человек.
Артем Владимирыч узнал голос Вещуна, по злобе на себя так утолокал саблю в ножны, что клинок взвизгнул.
— Говори — что недо бе? — подвскинул подбородок князь.
— То тебе надо, княже, — с миролюбием отозвался Вещун, — скажу один раз, но сказ мой душу твою примирит с подлой обязанностью… кою ты так браво открещивал ныне под стихирем Олексы.
— Ну! — только и выдавил Артем Владимирыч. — Говори свой сказ!
— Не сказ будет, а наказ. От древних перешел он к нам. Вот он: «Егда провожают усопшего Владыку, то в мир иной он берет и злато, и серебро, и каменья дорогие, и оружие, и съедобу, и питие. Берет он, Владыка, сии богатства в момент ухода — на восхищение богам, а… внимай чутко, княже… опосля времен — на радость своего последнего рода».
Князь отчего-то глянул на небо. В безлунье звезды сияли так могутно, что за плечами, под рубахой, зашевелилась кожа. Стало в подреберье такое чувство, что он, князь, охватил разом мир горний и мир земной. В горле запершило.
— Повтори, Вещун, мне слова конечные, — хрипнул в горло Артем Владимирыч.
— «На радость своего последнего рода», — твердо сказал старец.
— А окажется так, что не моего рода лежит здесь царь? Тогда как? — возбранился князь. — Ведь на всю жизнь, до края могилы станет меня грызть кручина, как простого пограбежника. И крыжом, с казненным на древе, тую кручину не изведу!
— А того
Спине князя снова стало противно щекотно. Имя Борга дед его Ульвар поминал, помнится, часто. И с огромным почтением…
— Это курган… Борга? — тихо осведомился Артем Владимирыч.
Вещун потомил с ответом. Потом так же тихо сказал:
— Войдем в нору — дам полное утверждение…
— Что ты душу мне застишь? — вдруг взорвался князь.
— Дам полное утверждение… — продолжил так же тихо старец. — Одно точно скажу и скажу сейчас — во всей Сиберии от древних времен и посейчас нет столь могутного народа и воев, кои могли бы насыпать такой силы и величия курган. Таковые были токмо у Борга. Осознал мою мысль, княже?
Не дожидая ответа, старец сгинул в темноте.
Артем Владимирыч выдохнул распиравший его воздух. А с ним и страх. Тело медленно, под перемигивание звезд наливалось радостью и жаждой обхватить руками великое и темное пространство, что вдруг раздвинулось перед князем в полном необъятии…
«На радость последнего рода!» — Прошептал князь в необъемное небо. — Спасибо, Великий боже!
Глава 21
Завидев во тьме шагающего князя, к нему от костра поднялись есаул забайкальцев и два джунгарина, только что подъехавшие в лагерь.
Тихо, но внятно есаул сообщил, что в предгорьях они наткнулись на аул кочевников из дальних потомков племени Кыр Кыз, шертников китайского володетеля провинции Куинг-Дао — джуань-шигуаня{17} Дань-Тинь-Линя.
Аул поспешно свертывался, угонял скот — баранов, верблюдов и лошадей — в горы.
— Они узнали, кто пришел, — путая от поспешности китайские и монгольские слова, встрял молодой джунгарин. И добавил, что ножом пытанный им аульный аксакал своей кровью подтвердил, что большой курган охраняют злые духи, и никто к нему из местных скотоводов не подходит. Давно стоит курган, сколь давно — аксакал не упомнит.
— Как назвал аксакал большой курган? — спросил Артем Владимирыч, заранее, впрочем, зная ответ.
— Нигирек, — зло ответил второй молодой нукер.
— Нет у него названия по всей местности, — тоже хмуро, не глядя на князя, перевел есаул Олейников. — Нету!
— Попали крепко, — сказал разведчикам князь. Он понимал злость в говоре джунгарских воинов.
То, у чего названия нет, по наказу предков надо обходить стороной. Беда будет. Смерть.
Веня Коновал и Сидор Бесштанный, спасенные от потери голов немаканом, призретым самой русской Императрицей, теперь старались новому хозяину потакать. А вдруг, решили они, иноземец разласкается и проедут они мимо Императрицы прямо в Европу?