Охотники за курганами
Шрифт:
— Сварилось железо, а толку нет, — с неким облегчением сказал Корней. — Не отработала твоя волшба, Вещун.
Вещун сам взял саблю, осмотрел лезвие, увидел сизые линии на лезвии, ухмыльнулся.
У Байгала дергалась левая щека вместе с глазом — так он переживал.
— Раньше, много время назад, сталь сей сабли мастер калил через семь рабов, — мягким голосом сказал Байгалу Вещун. — Ныне рабов здесь нет, но вот, на деньги, купи трех телят, гони сюда.
Он протянул Байгалу три серебряных кружка, весом отменных, с клеймами древнего чекана.
— Не колдуй, старик, — ухмыльнулся Корней, прищурив веки, — не проймешь телями старую работу. То тайна великая есть — как калить древнюю дамасскую сталь. Утеряно то мастерство… Давно утеряно…
— Вот сейчас возьму и об тебя проверю закал, — спокойно отозвался старик, — готовь огонь, работай поддувалом, Саг-Гиг!
Кузнец ругани или что ему сказано было — не понял. Или вид сделал, что не понял… Стал лениво подкачивать воздух под угли.
Джунгары подогнали трех годовалых бычков. Старик сам поставил упрямых животных в ряд. Наставил кощиев:
— Крикну — бей! — Тотчас рубите башки телям! И чтобы с одного удара! Потом — безголовое теля держать мне стоймя! Разберитесь живо — кто сие может устроить!
Джунгары поорали и разобрались. Приготовились.
Вещун снова положил саблю на огонь, чутка нагрел, потом бросил на лезвие щепоть порошка. Клинок в месте сварки побелел.
— Руби! — рявкнул старец кощиям.
Трое кощиев разом снесли бычкам головы. Из тонких шей струями брызнула кровь.
Кузнец в горло выматерился. Старец немедля схватил саблю с огня и за три мига сунул ее в три кровавые бычьи шеи — по рукоять. Потом поднял клинок вверх. С него дымком поднялась в воздух опарина. Сталь блеснула в солнечных лучах.
Старец внезапно повернулся и сделал замах вбок. Кузнец еле увернулся. Лезвие прошло в трех пальцах от его шеи.
Шесть джунгарских нукеров, раскрыв рты, еще держали безголовых телят. Вещун, крутанув клинок кистевым махом, перерубил всех телят надвое, скрозь позвоночники. Потом протянул саблю Байгалу:
— Доволен, нойон?
Не выслушав ответа, пошел легкой походкой за курган.
Сзади помертвевших от силы и колдовства старца джунгар раздался густой басок колывана:
— Телятину я себе приберу, богатуры, — сказал Корней, — будет мне плата… за работу.
Байгал, не оборачиваясь на голос колывана, небрежно и гордо махнул рукой.
Баальник на вершине кургана командовал работным людом. Впрочем, из копалей мало кто не ведал, как рыть колодцы с опорным срубом — в солдатчину брали деревенских, к срубам привычных. На земле разложили меченые заранее бревна, рубленные в паз. Из них сложили сруб высотой до пояса. В сруб залезли сразу два копаля и пошли звенеть железными лопатами.
Сруб на глазах стал утопать в земле. Когда копали углубились в курган на аршин, верхние венцы сруба сравнялись с уровнем земли.
Копальщики
Джузеппе Полоччио поразился простоте русской смекалки. Он уже заранее посчитал, что при сотне землекопов, да при соблюдении охоронения их от завала, копать внутрь придется неделю!
А тут управились махом! К обеду в ход пошли бадьи для выемки земли из глубины колодца. Внутри теперь копал один человек и копал быстро. И быстро заменялся другим рабочим.
Отобедав пшенной кашей со свиным бочковым салом, солдаты час спали под телегами. Пока спали, Баальник распорядился поставить над колодезным срубом ворот. Теперь много легче стало вынимать из сруба землю и усталых копателей.
К закату солнца сруб ушел в глубь кургана на двадцать венцов, на четыре сажени.
Артем Владимирович, переглянувшись с Баальником, было хотел дать команду «Отбой», как снизу из колодца донеслось:
— Уперся в камень!
Ворот закрутился, наружу в бадье вытащили воронежского парня, с визгливым от страха голосом.
— Лопатой беру землю, а под лопатой чую — камень. Подчистил — везде камень!.. — размахивая руками, кричал воронежец.
Полоччио скинул тужурку на атласном подкладе, в одной рубахе сел в бадью. Его опустили в колодезь.
Копальщик забыл внизу лопату, но факел загасил. В колодце света не хватало.
— Майор! — крикнул Полоччио. — Возьми огня и спеши ко мне!
Князь Гарусов протянул руку. В руку подали горящий смоляной
факел.
Спустившись вниз, Артем Владимирыч прежде перекрестился, потом поднес факел к очищенной от земли каменной плите. Она имела красноватый оттенок, руками с инструментом не тронута.
— Веник мне! — крикнул вверх Артем Владимирыч.
Ударившись о сруб, на голову Полоччио свалился полынный веник.
Князь замел землю от бревен сруба на середку колодца. Плита везде уходила под сруб и, судя по природной мощи да по тому, что принимала удар лопатой без пустотного гула, имела огромные размеры.
Артем Владимирыч взмок. Полоччио молчал.
— Пошли наверх, Ваше ученое степенство, — сказал князь и подтянул бадью под ноги Полоччио.
Когда наверх подняли и князя, месяц на небе сиял вовсю. Внутри тележного куреня округ кургана пускали искры костры. Народ ужинал. На верхушке кургана остались Артем Владимирыч, Егер, Полоччио и Гербергов. В стороне от сруба возились с костром оба русских раба Полоччио, Гуря и повар-франк.
— Может, Баальника позвать? — спросил Гербергов. Спросил, чтобы обозначить свое присутствие.
— Незачем, — хмуро отозвался князь. — Он сейчас одно посоветует: бросить сей холм и бежать.
— А ты что ты посоветуешь? — спросил до сей поры молчавший Полоччио.
— Голоден я, — признался князь, — угости. За ужином скажу.
Ужин у Полоччио, расставленный на кошму у костра, состоял из
соленой обжаренной свинины, пресного хлеба да вина. Вино, впрочем, пил один ученый посланник.