Океан Бурь. Книга вторая
Шрифт:
Появилась Тамара в коротком беленьком платьице, загорелая, тонконогая, и ничем она сейчас не напоминала ни блестящую наездницу, ни, тем более, гордую, злую королеву. Девчонка-тихоня, а ее сам Чарли Чаплин поцеловал.
Но это еще не все. Как Васька понял из дальнейшего разговора, эта девчонка на своей белой лошадке проскакала почти по всем главным городам Европы и запросто махнула за океан. Вместе со всем цирком выступала в Чикаго, в Нью-Йорке и еще в разных городах, которых даже по названию Васька не слыхивал.
— Что-то
Но тетя не обратила никакого внимания на ее тон и заговорила с еще большей гордостью:
— Есть чем похвастать. В нашем роду все наездники — экстра. На востоке, когда мы там гастролировали, один князь, уж и не помню в каком городе, до того распалился, что хотел взять меня в жены. Князь или король — кто их там разберет. Мне тогда тринадцать лет было. На работе мы все красивые…
— А Петушков? — спросил Васька.
— Я сказала «на работе». Когда Петушков только еще выходит на манеж, от него глаз не оторвешь. Мастер — высший класс! Красота несказанная!
Такое решительное восхищение красотой явно некрасивого человека ничуть не обескуражило Ваську. Он и сам считал своего старшего друга самым красивым на свете, но думал, что так кажется ему одному. Да еще, пожалуй, Филимону, которая влюблена в Петушкова. Это Васька теперь уже точно знал.
А вот почему от такого «несравненной красоты» человека ушла жена — этого никак невозможно понять.
Наверное, она была дура, эта «кукла», как назвала ее Филимон.
ОЧЕНЬ КРАСИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Съемки продолжаются. Выслушав рассказ своего младшего брата, клоун задумался:
— Маленькая королева. Она танцует на лошади, как самая искусная наездница. Я всегда любовался ею, когда она проезжала к морю через площадь. Это были лучшие минуты моей тюремной жизни, потому что она похожа на нашу Мальву. Но у нее всегда такое злое лицо, какого никогда никто у Мальвы не видел. Злое лицо — в цирке этого не бывает.
— У нее доброе сердце! — воскликнул Маленький клоун.
— Теперь и я это знаю. Если она доверила тебе свою тайну, значит, ее сердце еще может любить.
— Неужели нет способа спасти ее?
— Не знаю. — Старший брат задумался. — Вот если бы она смогла засмеяться вместе со всеми!
— Но теперь она не умеет смеяться, ты же знаешь.
— Надо ее научить.
— Но как?
— Вот этого и я не знаю, — грустно сознался Старший брат.
— Ты сказал, ее сердце может любить.
— Да. Я так подумал.
— Ее может спасти только любовь, — проговорил Маленький клоун и, как бы оправдывая это свое предположение, добавил: — Так говорится во всех старых сказках.
— Старые сказки! — воскликнул Старший брат. — Почему я забыл о них?
— Наверное, потому, что ты взрослый. А взрослые всегда забывают о том, что они тоже когда-то были маленькими.
— Мы
— Да, я это знаю, — сказал Маленький клоун, стараясь заглянуть в окно.
Старший брат заметил:
— Ты очень вырос за последнее время. Рассуждаешь как взрослый. Это, наверное, оттого, что тебе трудно живется без меня.
Окно оказалось так высоко над полом, что Маленький клоун смог увидеть только небо.
— Посмотри, что там, — попросил он. — Скоро вернется королева, а мы еще не поговорили о самом главном.
Разговор «о самом главном» занял немного времени. Братья говорили так тихо, что никто ничего не услышал. Они успели договориться как раз к тому времени, когда за окном раздались визгливые вопли злобных нетопырей, приветствующих королеву.
Тогда Старший брат сказал:
— Иди и ничего не бойся. Мы не погибнем. Люди никогда не разучатся смеяться, как бы трудно им ни жилось. Смех убить нельзя. И нас тоже. Ты это запомни и ничего не бойся.
Шуршащие нетопыриные шаги за дверью, и звон ключей.
— Вот если бы она полюбила тебя! — тоскливо проговорил Маленький клоун.
Старший рассмеялся:
— Посмотри на мое лицо, на этот нос, похожий на репку. Разве все это годится для любви?
— Но ведь она же циркачка! — успел прокричать Маленький клоун от самой двери. — Ты все еще не можешь в это поверить.
Дверь темницы захлопнулась, шаги затихли.
— Циркачка! — повторял Старший брат, глядя в окно. — Циркачка. Потому она так прекрасна.
Небольшой этот эпизод снимали долго, почти весь день, и все из-за Васьки. На этот раз он перестарался, за что ему попало от неистового Грака. После второго испорченного дубля разгневанный режиссер ворвался в темницу.
— Убью рыжего! — рычал он, простирая волосатые длинные руки к тому месту, где только что был Васька. Наткнувшись на Петушкова, Грак немного пришел в себя и, сообразив, что Ваську ему все равно не поймать, бессильно упал на кучу соломы в угол темницы и простонал:
— Ты где, рыжее чудо природы?.. — И не очень удивился, обнаружив Ваську в двух шагах от себя.
— Я здесь, — с готовностью отозвался Васька.
— Ты что это, нарочно?
— Сам не знаю. Хотел как лучше…
Да, он хотел сделать как лучше. Он стремился к этому со всей силой отважного своего характера. Но ломать сценарий он совсем не собирался — тут уж все получилось само собой.
Маленькую королеву может спасти одна только любовь. А кто достоин ее любви и способен полюбить ее? Только Старший брат. Но сам-то он думает, что его лицо годится только для того, чтобы вызывать смех. Какая уж тут любовь? И когда он сказал так, то все существо Маленького клоуна протестующе вспыхнуло, и он выкрикнул, совсем не по сценарию, но не выходя из своей роли: