Океан. Выпуск одиннадцатый
Шрифт:
Об остальных своих «мальчиках», задраившихся в отсеках, Шмидт в этот момент не думал.
После поворота кремальеры люк под давлением воздуха распахнулся, и, получив чудовищный пинок под зад, Шмидт стремительно вознесся вверх. К солнцу, к воздуху, к жизни…
После взрывов из глубины с сильным хлопком вырвалось несколько огромных пузырей воздуха, стало расплываться соляровое пятно.
— Всплывают! — закричал что было сил сигнальщик Вяткин. — Фашисты всплывают, товарищ командир!
В соляровом все более расползавшемся пятне
— Подобрать! — скомандовал Коленко, направляя катер в центр пятна. Матросы со шкертами, отпорными крюками приготовились вытаскивать подводников, но вдруг метрах в ста от катера с гулом взметнулись фонтаны разрывов: финские батареи открыли огонь. Катер дал ход, быстро разворачиваясь.
Увидев это, Вернер Шмидт отчаянно закричал, размахивая руками. Он решил, что русские сейчас уйдут, бросив их на произвол судьбы, как это дважды проделывал он сам после расстрелов транспортов союзников.
— Гитлер капут! — завопил кто-то из воды.
— Не бросим, всех гадов подберем! — проворчал в ответ Коленко, подводя катер к спасшимся пиратам.
Под грохот разрывов моряки сноровисто вылавливали подводников, бросали им спасательные круги на шкертах, втаскивали на борт… Снаряды ложились все ближе, а выловить боцмана никак не удавалось. Тощий матрос уже тонул, когда его за длинные волосы уцепили и вытащили из воды.
— Гитлер капут! — прохрипел матрос и, рухнув на мокрую палубу, в голос зарыдал.
Вернер Шмидт выглядел весьма жалко. Весь в соляре, со слипшимися волосами, с рассеченной бровью, он едва стоял на ногах. Два Железных креста уныло обвисли на набухшей от воды тужурке. При каждом разрыве финских снарядов он пугливо озирался в их сторону.
— Кто вы? — спросил Коленко.
— Капитан-лейтенант Вернер Шмидт, — ответил немец и начал громко икать, выплевывая тягучую слюну.
— Солярчика глотнул, — посочувствовал сверху рулевой Калинин.
Коверкая русские слова, один из подводников, скорее всех вышедший из шока, дал понять, что нужно «быстро уходить, значит, скоро станет капут!»
— Ничего, — ответил Коленко, — сейчас посмотрим, может, кто еще выплывет.
Но больше никто не выплыл, а обстрел усилился. Осмотрев поверхность и поставив веху на месте потопления субмарины, «Сто третий» покинул место боя, направляясь в свою базу.
В малюсенькой рубке Коленко четким каллиграфическим почерком записал в вахтенном журнале:
«30 июля 1944 года. 19 часов 40 минут. Потоплена фашистская подводная лодка. Взято в плен шесть человек во главе с командиром».
ДОБРОМ ЗА ЗЛО
Едва «Сто третий» приткнулся к пирсу, как на его борт нагрянуло высокое начальство. Из первого беглого опроса Вернера Шмидта выяснилось, что потоплена была новейшая субмарина «V-250» и что в задраенных отсеках остались погребенными остальные члены экипажа, часть из которых еще могли быть живы. После краткого совещания было решено попытаться спасти тех, кто еще уцелел. Для этого к месту гибели «V-250» спешно вышли два спасательных
Можно было лишь предполагать, что некоторые из подводников еще живы…
Только ночью водолазы пошли вниз. Остается удивляться, как в кромешной темноте они смогли найти лодку, обследовать ее, прикинуть варианты, как лучше ее поднять из воды.
Водолазы доложили, что корпус субмарины в нескольких местах поврежден, часть отсеков, видимо, затоплена. «V-250» лежала на глубине тридцати трех метров поперек узкого гребня подводной скалы так, что ее нос и корма зависали над широкими и глубокими обрывами. Опоздай Коленко с атакой, субмарина либо сумела бы затаиться в них, либо выскользнула бы в более глубокую часть залива.
Сразу же после рапорта водолазов возникла мысль поднять субмарину. Свободно висевшие в воде нос и корма позволяли без особого труда подвести под лодку понтоны, но в первую очередь нужно было постараться спасти тех, кто, может быть, уцелел.
Сделать это помешали… сами же немцы.
В Койвисто прибыла группа врачей-специалистов, доставившая все необходимые медикаменты, кислородные подушки, резиновые грелки.
В Ленинграде спешно подготовили помещение для госпитализации спасенных, подобрали медперсонал, выделили продовольствие, спирт. И это в городе, перенесшем страшную блокаду, в городе, в котором по вине фашистов умерли от голода сотни тысяч людей, в городе, который варварски обстреливали и бомбили такие же немцы, как и те, задыхавшиеся в душных отсеках разбитой субмарины… Воистину знаменитый девиз древних римлян, доживший до наших дней — «Горе побежденным», — чужд русскому человеку!
Было решено попытаться подать в отсеки субмарины воздух, дать понять тем, кто, возможно, остался жив, что приняты меры к их спасению, одновременно готовя подъем «V-250».
Но подводники не выдержали душного ужаса своего стального склепа, в котором мертвые, умирающие и едва живые находились рядом… Тот же акустик «Сто третьего», слушая глубину, доложил командиру, что слабые удары и скрежет в субмарине прекратились. Спустя немного времени в наушниках Певцова прозвучало несколько коротких резких хлопков… Затем наступила тишина… Пять, десять, двадцать минут… В субмарине все стихло.
— Товарищ командир, — доложил Певцов, — в лодке оставшиеся в живых, видимо, пострелялись. Тихо в лодке…
Об этом рассказали уже отмытому, постриженному, переодетому Вернеру Шмидту. Рассказали о предпринятых к спасению его экипажа мерах, и, потрясенный тем, что он пережил и что встретил у русских, он рассказал своим спасителям, какие торпеды остались в аппаратах его разбомбленной субмарины.
Теперь вопрос о срочном подъеме «V-250» был решен окончательно. Но было также ясно и то, что немцы пойдут на все, чтобы этого не допустить.