Океан. Выпуск одиннадцатый
Шрифт:
— Массивные и тяжелые, как и все в этом замке, часы на стене отбили два часа ночи. Теперь Гитлер лично запросил штаб руководства войной на море. Но там по-прежнему ничего не знали и ждали сообщений.
Я ушел к себе, но спать не ложился. Чутье подсказывало мне, что с атакой конвоя что-то не так. Капитан 1 ранга Путтхамер безотлучно находился в приемной. Томительно долго тянулись бессонные часы. Давно разъехались гости. Наступило первое утро нового, 1943 года. В огромном незашторенном окне забрезжил тусклый зимний рассвет. Гитлер пытался уснуть, но так и не сомкнул глаз. Дважды он запрашивал
Гитлер включил специально для него изготовленный фирмой «Телефункен» большой приемник. Вспыхнула шкала. Послышался треск разрядов. Он повернул ручку настройки — и в эфир внезапно ворвался ликующий голос лондонского диктора: «Передаем сообщение британского адмиралтейства. Большая победа над превосходящими силами врага. Вчера на рассвете немецкая эскадра в составе «карманного» линкора «Лютцов», тяжелого крейсера «Хиппер» и шести эскадренных миноносцев совершила нападение на слабо защищенный караван «IW-51B», следовавший с грузом в Мурманск. Бесстрашная атака наших эсминцев под командованием кептена Шербрука заставила врага отступить. Весь караван благополучно, без потерь, достиг места назначения. Один эсминец врага потоплен. Крейсер тяжело поврежден. Адмиралтейство сожалеет о потере эсминца «Акейтес».
Короткая пауза — и из приемника полилась бравурная музыка марша. Несколько минут, застыв, Гитлер стоял около приемника. Какое-то оцепенение овладело им. Слова сообщения еще не полностью проникли в его сознание. Только постепенно смысл услышанного стал доходить до него. Теперь он не сомневался в правдивости сообщения английского радио.
«Путтхамер! — позвал он своего адъютанта. — Вы слышали, что они передали?!»
Ах эти лгуны-адмиралы, эти хвастливые негодяи, эти бабы в шитых золотом мундирах! До сих пор они ничего ему не сообщили, врут о радиомолчании, а он, глава государства, должен узнавать об их провалах от английского радио! Дрожащими руками Гитлер снял трубку телефона и потребовал срочно соединить его с командованием военно-морского флота в Берлине.
«Я приказываю сейчас же связаться с кораблями по радио и немедленно сообщить, что произошло. Что?! Радиомолчание? Плевать на радиомолчание! Меня не интересует, что скажут ваши адмиралы! — Голос его тоже дрожал. — Да, сию же минуту».
«Связи с кораблями из-за плохой погоды нет», — доложили из Берлина.
«Связи нет? — Гитлер швырнул телефонную трубку. — У них нет связи! — исступленно шептал он. — Все время нет связи. Обманывают меня, как ребенка. Где Кранке? Где он?»
Едва я успел переступить порог кабинета фюрера, как он закричал:
«Пригласите ко мне Редера немедленно! Больше я ничего знать не хочу о ваших кораблях! Их нужно срочно затопить или разрезать на металл! Да, да, не возражайте! Я решил окончательно и приказываю сообщить в штаб мое решение. Они только позорят меня перед всем миром. Их строительство оказалось бессмысленной тратой материалов, денег и людей».
Гитлер в ярости буквально метался по своему кабинету.
«До сих пор, мой фюрер, это была для Германии дешевая война на море», — решился я осторожно вставить слово.
«Что?! —
Мне не оставалось ничего другого, как молча кивнуть и выйти. За время своей службы в ставке я понял, что если фюрер что-нибудь решил, спорить с ним бессмысленно…
Кранке замолчал, обеспокоенно посмотрел на Больхена.
— Я говорю с вами весьма доверительно, Вильгельм, — сказал он. — Как со своим другом. Обо всех этих подробностях никто не должен знать.
— Можете не сомневаться, господин адмирал.
Несколько минут после этого Кранке еще сидел молча, смотрел в огонь и курил, но постепенно успокоился и продолжил свой рассказ.
— Спустя несколько дней гросс-адмирал пытался поколебать взгляды фюрера на военное значение больших надводных кораблей. Гитлер был непреклонен. Я присутствовал при этой встрече.
«Флот еще в войне с Данией, во франко-прусской войне 1870—1871 годов не принес никакой пользы. И в войне 1914—1917 годов флот был бесполезен, — быстро наэлектризовываясь, едва дождавшись конца доклада Редера, говорил Гитлер. — Причина этого в отсутствии на флоте энергичных людей, полных решимости сражаться. Руководство флота всегда слишком тщательно сопоставляет соотношение сил, прежде чем вступить в борьбу».
«Простите, мой фюрер…» — пытался прервать поток обвинений главнокомандующий.
«Не перебивайте меня, Редер. Я знаю, вы хотите сказать, что еще недавно я был другого мнения. Да, я признаю теперь, что я заблуждался. Последние события на море — бесславный рейд «Адмирала Шеера» в русские воды, недавнее нападение на конвои англичан — убедили меня окончательно, что флот бесполезен. Сейчас Германия переживает критический момент своей истории. Вам, своему старому соратнику, я могу сказать об этом. И вся ее боевая мощь, все материальные ресурсы должны быть введены в действие».
Редеру так и не удалось поколебать фюрера в его решении. Через несколько дней он подал в отставку. И фюрер принял ее без возражений.
— Что же теперь будет с надводным флотом? — спросил Больхен. — Неужели новый главнокомандующий решится порезать корабли? Это было бы безумием.
— Поживем — увидим, — уклончиво сказал Кранке.
Он великолепно понимал, что отнюдь не столь значительная неудача с нападением на союзный конвой у Нордкапа, а тяжелое поражение на Кавказе и Волге, оцениваемое самим фюрером как критическое, привело Гитлера к переоценке роли крупных военных кораблей и отставке Редера. Именно трагические для Германии события на восточном фронте решили судьбу большого флота. Но об этом Кранке предпочел промолчать. Так же как и о личном соперничестве между Редером и Деницем, ускорившем решение рейхсканцлера.