Океаны Айдена
Шрифт:
– Нет, Эльс, нет… Пойми, месяц я не видела человеческого лица… даже заросшего такой колючей бородой. – Ее ладонь скользнула по щекам Одинцова. – Всему свое время, – твердо закончила она. – Мы ведь договорились, Эльс!
Когда женщина произносит эти магические слова – «Мы ведь договорились!» – значит, она желает, чтобы все было так, а не иначе. Одинцов усмехнулся и выпустил Найлу. Но ее намек он понял и сбрил бороду, благо в каюте старого Ниласта нашлось все необходимое.
В дальнейшие дни их отношения приняли характер легкого дружеского флирта – впрочем, не всегда невинного. Найла не возражала против объятий и поцелуев, но спать предпочитала одна.
Днем,
Беседовали они на ксамитском, которым Найла, не в пример Одинцову, владела безупречно. Он, однако, делал быстрые успехи, пользуясь давно проверенным методом, гласившим, что лучший способ овладеть языком – изучать его под руководством хорошенькой женщины. Рахи, видимо, не знал других языков, кроме родного наречия Айдена, хайритского и ксамитского. Найла владела полудюжиной, но ни напевный кинтанский говор, ни плавный музыкальный язык Хаттара, ни щелкающий резкий рукбатский ничего не говорили слуху Одинцова. Айденитского девушка не изучала; калитанцы не любили путешествовать по суше, а прямой морской дороги в Айден не было. Однако она слышала о могущественной империи на западе и о Хайре.
Это тихое и размеренное существование пока не тяготило Одинцова. Он выбросил из головы все мысли о будущем – даже о том, что его прелестная спутница могла внезапно превратиться в очередного «ходока» с Земли. Он просто слушал ее рассказы и песни; это позволяло отдохнуть душой после пещер каннибалов и путешествия к океану, которое закончилось его ранением, гибелью Грида и встречей с Ртищевым. Постепенно ночные кошмары стали все реже и реже мучить его, сменяясь другими, более приятными сновидениями, в которых к нему приходили Зия и Лидор, Тростинка и Р’гади, но чаще всего – Найла. Вполне естественно – она ведь была рядом, теплая, живая, прелестная… Но – увы! – пока недоступная, ибо зарок Одинцова охранял ее прочнее, чем пояс невинности.
Вся эта расслабляющая обстановка не помешала ему при первой же возможности тщательно обыскать корабль. Он сам не знал, что хочет найти, но потрудился на славу, пока Найла сладко дремала в своей каюте. Однако серебряные кувшины, стеклянные кубки, ковры из пестрых перьев, бронзовые подсвечники, резные шкафы и столы, бочки с водой и винные бурдюки оказались тем, чем выглядели, – просто кувшинами, кубками, коврами, мебелью и емкостями с припасами. Он не обнаружил ровным счетом ничего подозрительного; все было сделано на совесть, и все, несомненно, отвечало той технологии раннего Средневековья, в которой, судя по рассказам девушки, пребывал ее родной Калитан.
Правда, оставалась еще каютка самой Найлы, но Одинцов при случае пошарил и там. В каюте находились уже знакомый сундучок с украшениями, два больших сундука с воздушными одеждами, батарея флаконов с духами, лютня, бумажные свитки с затейливыми калитанскими буквицами, маленький кинжал… Пожалуй, и все. Золото, серебро, бронза, стекло, дерево… Ничего похожего на пластик, никакой электроники или оружия, более сложного, чем меч или копье. Сомнения, однако, мучили Одинцова.
Ночью, когда он, чисто вымытый, выбритый и даже умащенный чем-то ароматным
– Не очень-то ты похож на хайрита, Эльс. Мне говорили, что все они светлые или с волосами цвета красной меди. А ты темноволосый, как я! И темноглазый!
Перед лицом таких неоспоримых фактов Одинцов замер, раскрыв рот; осведомленность Найлы в этнографии была сюрпризом. Потом он рассмеялся.
– Ты права, малышка! И тем не менее я – хайрит… Правда, не совсем чистокровный. Я – Эльс Перерубивший Рукоять из Дома Карот, клянусь в том Семью Священными Ветрами! – Он шагнул к лесенке, что вела на ют и поднял лежавшее на ступеньке оружие. – Знаешь, что это такое?
– Копье… – неуверенно сказала Найла.
– Нет! – Одинцов покачал головой. – Это чель, оружие хайритов, и только хайрит может владеть им. Смотри!
Он сделал стремительный выпад, нанес рубящий удар, потом, перехватив рукоять за середину, крутанул оружие в воздухе сверкающим смертоносным кольцом, перебросил в другую руку и снова завертел над головой. Найла, присев на нижнюю ступеньку трапа, опасливо следила за этим сражением с тенью, изящным и быстрым танцем серебряного клинка.
Одинцов замер в защитной стойке, сжимая рукоять широко разведенными руками.
– Наверное, ты великий воин, Эльс, – вздохнула девушка, почему-то пригорюнившись; сейчас это была женщина-которой-тридцать.
Одинцов, поощренный этим замечанием, гордо выпрямился.
– Ну, такие штуки умеет делать каждый хайрит, – небрежно заметил он. – А сейчас я покажу тебе кое-что еще.
Он потянул из ножен длинный меч. Теперь в левой его руке был чель, в правой – клинок, наследство Рахи, тот самый, которым он сразил Ольмера из Дома Осс. Одинцов огляделся – места между грот-мачтой и фоком было маловато для таких упражнений, тем более что часть его занимал флаер. Он поднялся на ют и встал там словно на сцене, широко раскинув руки с клинками. Найла, поднявшаяся, чтобы лучше видеть, восхищенно захлопала в ладоши.
Одинцов приступил к серии более сложных приемов, манипулируя челем и клинком. Блестящие лезвия то скрещивались перед его грудью, то в широком быстром размахе уходили в стороны, вперед, назад; казалось, два стальных кольца окружают его. Так хайриты не умели; все, что сейчас делал Одинцов, было его личным изобретением. Клинок и чель обеспечивали двухслойную оборону и внезапную атаку; более короткий меч имел зону поражения около двух метров, чель пронзил бы шею или разрубил голову врага на расстоянии трех. В надежных доспехах он мог уложить с полсотни воинов, пока кто-нибудь дотянется до него копьем.
Сейчас он делал выпад за выпадом, наслаждаясь собственной мощью и ловкостью. Молодая сила бурлила в нем, ища выхода, тело Рахи было гибким и послушным. Наконец он бросил клинки на палубу и вытер испарину со лба. Даже ночью и даже под свежим ветром ощущался зной; правда, тридцать – тридцать пять градусов на экваторе Айдена можно было считать прохладой.
Найла захлопала а ладоши, и Одинцов посмотрел вниз, на девушку. Ее стройную фигурку заливал свет двух лун, скудное прозрачное одеяние казалось едва заметной дымкой, придававшей еще больше соблазна нагому телу. Минуя трап, он спрыгнул на палубу, подхватив ее на руки, подбросил вверх; поймав, спрятал разгоряченное лицо меж маленьких грудей. Девушка замерла в его объятиях, крепко обхватив руками шею, потом тихо, речитативом, пропела: