Океаны Айдена
Шрифт:
Не всегда, однако, их отношения были столь идиллическими. На третью ночь Найла затеяла генеральную уборку. Она заботилась о «Катрейе» с трепетной нежностью, иногда вызывавшей у Одинцова приступы ревности. Еще при первом осмотре его поразил порядок, царивший на палубе и в каютах; его поддерживали маленькие руки Найлы. И работы ей хватало!
Теперь экипаж каравеллы пополнился сильным мужчиной, на которого Найла решила возложить мытье палубы. Одинцов, оглядевшись по сторонам, заявил:
– Тут чисто!
– Да. Но чтобы завтра было так же чисто, сегодня надо вымыть все. – Найла неопределенно повела рукой, и Одинцов, прикинув площадь палубы, количество резных украшений, которые полагалось протирать с особым тщанием, и число цветных стеклышек в круглом оконце, ужаснулся. Маленькая «Катрейя» вдруг показалась ему огромной. Он поглядел наверх, оценивая высоту мачт и длину реев. «Неужели и их тоже?» – мелькнула мысль.
– Вот ведра и веревка, – продолжала тем временем Найла. – Да, еще тряпки… Эти для палубы, эти – чистить резьбу… и еще кусок воска – потом нужно протереть все деревянные детали. – Она покачала головой, наморщила нос и задумчиво произнесла: – Не знаю, что делать с наружной обшивкой… Ее тоже надо бы навощить… – Девушка окинула взглядом мощную фигуру Одинцова. – Пожалуй, ты мог бы спуститься на канате…
– Да, и плюхнуться в воду при первом неосторожном движении! – буркнул Одинцов. Похоже, на его плечи ложились все тяготы семейной жизни, но без ее преимуществ.
– А ты будь осторожнее, – рассудительно заметила Найла. – Впрочем, ладно!.. обшивкой займемся в другой раз. Надо же нам делать хоть что-то…
– Я знаю, что нам делать! И могу обеспечить тебе это занятие на всю ночь, моя милая!
– Ну, Эльс, мы же договорились… И потом, кто же тогда будет мыть палубу и прибираться в каютах?
Внезапно Одинцова осенила блестящая мысль. Выпрямившись во весь рост, он заявил:
– Я, капитан этого судна, отменяю уборку! Экипаж может отправляться на камбуз и готовить обед. Выполняй, юнга, если не хочешь отведать плетей!
– Капитан? Юнга? – Найла сощурила глаза и презрительно сморщила носик. – С каких это пор? Это мой корабль! – Она гневно топнула босой ножкой о палубу, приняв облик Найлы-которой-тридцать.
– Нет, корабль мой! – Одинцов тоже топнул, посмеиваясь про себя.
– Твой? По какому праву? – с вызовом поинтересовалась девушка.
– По
Внезапно Найла опустилась на палубу и, сжавшись в комочек, закрыв ладошками лицо, зарыдала.
– С твоей стороны… Эльс… не очень-то хорошо… напоминать мне об этом… – разобрал Одинцов сквозь всхлипы. Сердце его растаяло. Он присел рядом с девушкой, развел ее руки и поцеловал мокрые глаза. Потом обнял ее и посадил к себе на колени.
– Не огорчайся так, малышка. В любой момент ты можешь сделать блестящую карьеру, перепрыгнув из юнг прямо к должности первого помощника капитана… и первой капитанской наложницы. – Тут слезы опять покатились градом, и Одинцов в отчаянии воскликнул: – Ну, ладно! Я назначаю тебя адмиралом над всеми флотами в Кинтанском океане! Теперь ты довольна?
Подняв к нему заплаканное личико, Найла шмыгнула носом, улыбнулась и горячо поцеловала в шею.
– Эльс, дорогой, что мы спорим по пустякам? Давай приберемся на судне! Что тебе стоит? А потом… – Тут черные глаза нежно затуманились, и Одинцов припомнил способ укрощения мужчин: скандал – слезы – ласка. Женатый дважды, он был с ним хорошо знаком. Похоже, Найла его тоже знала.
– Линьки по тебе плачут, – буркнул он и взялся за ведра.
Через пару часов, когда он заканчивал драить палубу, из двери каюты за его спиной высунулась головка Найлы.
– Эльс, а что такое «линьки»? – поинтересовалась она.
– Порка… хорошая порка, девочка, – пробормотал Одинцов и окатил водой чистые доски.
Итак – «Эльс, мы же договорились!». Надув губки, Найла стояла около мачты, а Одинцов, прищурившись, хищно оглядывал ее гибкую фигурку.
– Помнится мне, – задумчиво произнес он, – что недавно, перед авралом, кто-то сказал: «а потом…» – Ему удалось, растянув последний слог, в точности повторить интонацию Найлы.
– Разве? – Глаза Найлы округлились, пухлый рот приоткрылся в невинном изумлении; теперь это была Найла-которой-четырнадцать.
Одинцов подобрал длинные ноги и сел, прислонившись спиной к двери каюты; плечи его закрывал щит с картой, хвост Йдана врезался в копчик. Бронза казалась чуть-чуть прохладной – видимо, была нагрета на пару-другую градусов ниже температуры тела.
– Ты – купеческая дочь… – начал он.
– Я – ат-киссана, дочь старейшины! – гордо заявила девушка.
– Да, ты очаровательная киска, не буду спорить, – кивнул Одинцов.
– Ат-киссана!
– Хорошо, ат-киссана… И твой отец Ниласт, киссан и старейшина, ведет большое торговое дело, не так ли?
Найла кивнула, не спуская с него подозрительного взгляда.
Она еще не поняла, куда он клонит, но на всякий случай ухватилась за свисавшую с реи веревку – путь в каюты был перекрыт и в случае чего отступать пришлось бы вверх, на мачту. Одинцов, правильно истолковав ее жест, прикинул, чем может завершиться погоня по реям и вантам «Катрейи», и похлопал рукой по палубе.