Океаны Айдена
Шрифт:
Целитель пожал плечами.
– Ладно… в конце концов, погиб твой отец, и это твоя месть, Эльс… – Он поиграл цепью и спросил: – Ну а что с кандидатом на место бар Савалта?
– Я постараюсь, чтобы этот пост достался брату мудрого бар Сирта. Мы говорили с ним несколько раз, и мне кажется, что сей муж исполнен всяческих достоинств. Подходит для Совета!
– И пэры не будут возражать?
– Надеюсь, не будут.
Целитель пожевал губами.
– Похоже, ты пользуешься уважением в Совете… Так, Эльс?
– Так, отец мой.
Одинцов
– Здесь, хозяин, – шепнул Чос, спрыгивая на землю. – Очень удобное место. Мох упругий, как волосы на лобке девственницы. К утру никаких следов – ни от копыт, ни от наших сапог.
Одинцов спешился и молча проверил это утверждение: мох в самом деле был на редкость упруг. Они стреножили лошадей, привязали поводья к толстой ветке, подвесили торбы с зерном, чтобы кони невзначай не заржали. Затем Чос повел своего господина по редкому леску, примыкавшему к живой изгороди усадьбы благородной Незы. Было восемь вечера, и уже стемнело; Одинцов знал, что через полчаса ладони не различишь. Затем, когда поднимутся Баст и Кром, ночные светила, тьму сменит полумрак. Но он надеялся, что к этому времени будет уже далеко; даже не на дороге, а совсем в другом месте.
– Ага… – пробормотал Чос, присев и шаря руками по земле, – тут я и пролезал… – Вдруг зашипев, он выругался. – Осторожнее, хозяин! Колючки, как на заднице Шебрет!
– Ползи вперед, – приказал Одинцов. – Я за тобой.
Его оруженосец распластался по земле и, словно уж, проскользнул сквозь заросли. Одинцов последовал за ним, стараясь не сломать ни веточки; он был куда крупнее Чоса и хуже приспособлен для таких упражнений. К счастью, живая изгородь оказалась неширокой, всего метра полтора.
Миновав кусты, они затаились. Оба – в черных плащах, с лицами, вымазанными сажей. Отсюда хорошо был виден фасад дворца, трехэтажного здания с террасой, на которую вела лестница, скупо освещенная парой факелов. Еще два горели в середине портика, что вел к дому, и Одинцов подумал, что умыкнуть щедрейшего нужно у предпоследней пары колонн. Последние прикроют его со стороны здания, если оттуда кто-то наблюдает за двором, хотя это было сомнительно; охрана, скорее всего, стояла по другую сторону дверей. Он еще раз оглядел темную лужайку, лестницу, портик, террасу, колючие кусты напротив и, не обнаружив ничего подозрительного, толкнул Чоса в бок. Друг за другом слуга и господин скользнули вдоль живой изгороди к портику и спрятались за колонной.
– Как я его схвачу, не зевай, – напомнил Одинцов.
– Само собой, хозяин. Столько трудов, клянусь милостью Айдена! Нельзя, чтоб они пошли прахом.
– Пойдешь к дому, чуть приволакивай
– Знаю! Я уж на него нагляделся! – Чос оправил плащ – точно такой, как у щедрейшего, – и набросил на голову капюшон.
– Если охрана что-то заподозрит и окликнет, обернись и махни рукой… этак повелительно…
– Может, гаркнуть на них?
– Нет, не стоит. Голос у тебя не похож. Ну а если дело не выгорит, сразу лезь под изгородь.
– А ты?
– Я сверну ему шею, и за тобой.
Со стороны дороги послышался мягкий топот копыт и позвякивание мечей о стремена. Чос встрепенулся:
– Едут, хозяин!
– Слышу. Спокойнее, парень.
Одинцов высунулся из-за укрытия – ровно настолько, чтобы разглядеть начало портика. Свет факелов туда не доставал, но вскоре между крайних колонн замелькали огоньки, осветившие крупы лошадей. Всадников почти не было видно; они маячили где-то выше, словно смутные призрачные тени. Потом один спрыгнул на землю и притопнул, разминая ноги. Он был невысок, щупловат и облачен в темный плащ с откинутым капюшоном; рыжие волосы топорщились над воротником.
Заметив это, Одинцов сдернул с головы Чоса капюшон и взбил ему волосы. Потом выглянул опять, проверил. Вроде похоже.
– Что там, хозяин? – едва слышно прошептал Чос.
– Колпак он свой снял, вот что.
– А… Ну, ничего: с затылка нас даже светозарный Айден не различит.
Одинцов выглянул снова. Конных совсем не было видно; лишь старший из них, держа на колене фонарь, склонился с седла к бар Савалту. Тот что-то ему втолковывал – не иначе как инструкции на завтрашнее утро. Наконец страж кивнул и выпрямился. Щедрейший, набросив на голову капюшон, неторопливо и важно зашагал к дому.
Знал бы он, где закончится его дорога! – подумал Одинцов и, повернувшись к Чосу, прошипел:
– Прикрой опять свои патлы! И приготовься!
– Готов, хозяин.
Шаги раздавались все ближе, и Одинцов уже не решался высунуть нос. Он ждал, придерживая Чоса за плечо левой рукой, сжимая и разжимая пальцы правой и отсчитывая про себя дистанцию: двадцать метров, пятнадцать, десять… Наконец он услышал дыхание бар Савалта, спокойное и размеренное, – вероятно, он находился на расстоянии пары шагов. Одинцов напряг мышцы.
Край темного плаща показался из-за колонны, и он легонько подтолкнул Чоса вперед. Одновременно его правая рука метнулась змеей, пальцы стиснули горло щедрейшего, нашарили сонную артерию. Он рванул Савалта к себе, зажимая ему рот ладонью.
Верховный судья даже не пикнул. Да и зачем ему было кричать? Возможно, он запнулся на ходу, но тут же выпрямился и с прежней уверенной неторопливостью зашагал к лестнице. Поднявшись на нее, щедрейший скрылся с глаз. Одинцов, сжимая свою обмякшую жертву, увидел, как от террасы к кустам метнулась неясная тень. Люди Савалта не заметили ничего, и через секунду он расслышал тихий конский храп и удалявшийся топот копыт.