Око вселенной
Шрифт:
— Иди и скажи, пусть десять хлыстов на ночь отпустят, а утром чтобы уже на службе был.
— Десять ладно, — согласился с князем ключник. — Десять — это даже полезно. А вот, — Горюхин посмотрел через распахнутые ворота подворья на дорогу, ведущую к воротам крепостного вала вокруг села, — кажется, еще кто-то прибыл. На данников не похожи, — задумчиво проговорил он. Вдруг лицо его озарилось догадкой. — А-а, кого-то полонили. Так что, князь, мне ведь не только дань, но и трофеи принимать нужно. Что скажешь?
— Ладно, — махнул рукой «Солнечный убийца», глядя на приближающиеся под конвоем повозки, — иди к черту. Десять ударов будем считать условными. Еще раз при юном князе
К тому времени, когда князь и княгиня Нахапетовские встречали Теоктиста Бранковического в своем дворце на берегу Азовского моря, а заодно и ожидали нападения на их княжество объединенных языческих сил печенего-половецко-славянской направленности, князь Святослав уже отдал богу весны и лета Яриле душу, а вокруг киевского престола шла обычная свара между наследниками…
Окутывающее нахапетовскую аномалию комбинированно-уплотненное время наложило на десятый век столько нестыковок и загадок для будущих историков, что каждый житель нынешнего 21-го века должен отчетливо понимать, что, начиная изучать историю по учебникам, он уподобляется человеку, которого легче застрелить, чем объяснить разницу между унитазом и флорентийской чашей из родникового фарфора в Эрмитаже.
…К этому времени древлянский Олег, сын Святослава, был убит, а взбешенный словами Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогволда, Владимир, с варяжскими наемниками, пришел с войной к брату своему Ярополку, по дороге убив Рогволда и приобщив Рогнеду к исполнению супружеских обязанностей именно с ним, напомнив о ее неосторожном высказывании:
— Ты не хотела разувать сына рабыни, теперь тебе придется рожать от него детей.
После первой брачной ночи Рогнеда стала с удовольствием не только разувать неукротимого язычника, но и мыть ему ноги. Владимир уже не обращал внимания на такие мелочи, он смотрел на окруженный его варяжскими дружинами Киев и видел над ним нежно-золотистое свечение, еще не догадываясь, что это расправляет свои легкие и могучие крылья, обнимая великий город и Русь, посланец лучезарной бесконечности. Ангел православного христианства и апостольского иудейства, слуга нескончаемого и милосердного Всесилия…
Нахапетово стало другим. Мало кому известное даже в ростовской области приморское село двадцать первого века, в десятом веке обрело статус княжеского и стало городом. По одному, семьями, небольшими племенами под защиту князя Улыбчивого пришло много людей. Нахапетово обросло посадами. Коренные нахапетовцы, по воле князя и княгини, кто в большей, кто в меньшей степени, овельможились, вкусив отраву патрицианства. При встрече с коренными нахапетовцами пришлые люди ломали шапки и пугливо кланялись. Юриспруденция княжества, в лице бывшего участкового Сурова, являющегося верховным судьей и одновременно исполнителем приговоров, всегда была на стороне княжьих людей. Новоподданные принимали это как должное, печать двадцать первого века на лицах бывших колхозников казалась наивным язычникам печатью избранности и высшего знания. Князь и княгиня, а по их воле и Суров, смотрели сквозь пальцы на сначала тихое, а затем и нескрываемое закабаление нахапетовцами пришлых людей. Обретя спокойствие, кров, пищу и защиту за стенами колдовского Нахапетова, пришлые не роптали. Слух о выросшем за одну ночь княжестве могучих и таинственных магов разнесся по всей Степи и достиг Константинополя.
— Я вас приветствую, — легко сбежал с крыльца нахапетовский князь и, раскрыв объятия, пошел навстречу Теоктисту Бранковическому. — Я ведь тоже, черт бы меня побрал, коренной христианин. — Он размашисто
Он протянул монаху руку для рукопожатия, по дороге передумав заключать его в объятия. Теоктист Бранковический, не обращая внимания на протянутую руку князя, пристально посмотрел в его лицо и сказал:
— Мир твоему дому, князь. Я пришел не к тебе, а к лаоэру, Ангелу, у которого ты служишь отцом.
Глава шестая
Восемнадцатый девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый модули «Пилигрим», то есть «П-1», «П-2», «П-3» и «П-4», на самом деле были ремонтными капсулами, способными самостоятельно облетать основной корпус «Хазара» для общего профилактического осмотра, осуществлять длительный ремонт на его поверхности, а при необходимости выполнять роль аварийных двигателей. После выведения на околоземную орбиту четырех «Пилигримов» остро встал вопрос об укомплектовании экипажа квалифицированными астронавтами, ибо что такое «квалифицированный астронавт», толком не знали ни в США, ни в России, но и там и там считали, что это их граждане. В конце концов наступил день, когда президент США позвонил президенту России и спросил у него:
— Коллега, как вы смотрите на то, чтобы мы с вами подробнее ознакомились с результатами опытов по усовершенствованию природы человека вашего ученого Чебрака Алексея Васильевича?
— Никак — пошутил президент России и поинтересовался: — Кто вам сообщил о Чебраке и его опытах?
— Частично ЦРУ, частично пресса, но в основном это выяснилось путем коммерческих переговоров наших чиновников из НАСА и наших чиновников из всех правительственных структур понемногу, — не стал скрывать глава Белого дома и тоже пошутил: — Взятка плюс компьютеризация всей Земли делают бессмысленными усилия по сохранению государственных секретов.
— Хорошо, — согласился президент России, — почему бы и не ознакомиться. Только мне не понятна направленность этих опытов. Признайтесь честно, коллега, что вы надеетесь увидеть в человеке, природа которого усовершенствована в научных лабораториях?
— Именно его, — хохотнул президент США, — человека, природа которого усовершенствована. А вообще, что нам покажут, то мы и увидим.
Это было похоже на явь, тщательно замаскированную под сон, в котором священнодействовал одинокий, смертельно уставший от чародейства шаман. Какое-то радостно-грозное, чужеродное и для сна и для реальности вдохновение служило невидимому шаману бубном. Саша Углокамушкин, понимая, что он сейчас слишком всесилен, не понимал природы этого всесилия, но тем не менее наслаждался им. Он был погружен в розовое и безначальное эхо бесконечной эйфории, весь наполнен свежим, легким и навсегда восторженным равнодушием, в котором начало прорастать зерно будущего дискомфорта. Поэтому Сашино наслаждение всесилием имело пикантный привкус преступления, не имеющего никакой надежды на безнаказанность…
Алексей Васильевич Чебрак положил трубку и отошел от пульта связи с лаконичной надписью «имущество ФАПСИ», что-то бормоча себе под нос.
— Интересно, — оторвался от экрана, контролирующего внедрение зондального манипулятора в кровеносную систему Саши Углокамушкина, ассистент Алексея Васильевича, китайский Генетик, — а что если он обретет во втором рождении просветленность Будды?
— Коллега, — остановился напротив ассистента Чебрак и с укоризной посмотрел ему в глаза. — Мало того что вы китаец, так вы еще и китайский писатель.