Окольный путь (Велисарий - 1)
Шрифт:
Собравшиеся в комнате уставились на Велисария. Полководец кивнул.
– Вы должны понять. Я пересказал вам только контуры видения. Я прожил его, всю жизнь, заключенную в эту оболочку.
Велисарий невидящими глазами уставился на стену.
– Он служил мне тридцать лет. Как я уже рассказывал, даже после того, как я предложил ему свободу. Отказываясь, раб просто сказал, что уже один раз, на свободе, потерпел неудачу и поэтому остается у того, кто еще может преуспеть. Но я также потерпел неудачу и тогда...
К всеобщему удивлению Велисарий рассмеялся звонким детским смехом.
–
Полководец вскочил на ноги.
– Рагунат Рао!– прокричал он.– Я тридцать лет хотел узнать его имя. Он заявил, что у него нет имени, что он его потерял... когда не оправдал надежд своего народа.
На мгновение лицо Велисария стало старым и усталым.
– "Называй меня просто раб, - сказал он мне.– Это слово подойдет". И так я его и называл, все тридцать лет.– Велисарий покачал головой.– Я согласен с Михаилом. В этом человеке не было зла, ни грамма. Большая опасность, да. Я всегда знал, что он опасен. Это было очевидно. Причем не из его слов или действий - обратите внимание. Он никогда не прибегал к насилию, никогда никому не угрожал, никогда не поднимал голоса, даже на конюхов. Тем не менее все, даже старые солдаты, понаблюдав за ним, понимали: он смертельно опасен. Несмотря на возраст. Все просто это знали, - он весело рассмеялся.– Даже катафракты, которые о себе обычно высокого мнения, следили за языком в его присутствии. В особенности после того, как видели его танец.
Полководец опять рассмеялся.
– О, да! Он умел танцевать! О, да! Самый великий танцор на свете. Он освоил все танцы, которые ему показывали, а после дня тренировки мог станцевать лучше любого другого человека. Его собственные танцы были неподражаемыми. В особенности...
Велисарий замолчал. Внезапно до него дошло - и это стало понятно по выражению лица.
– Так вот что это было.
– Ты говоришь про танец у себя в видении, - напомнил александриец. Танец, который он исполнил в конце. И что это было? Танец созидания и разрушения?
Велисарий нахмурился.
– Нет. Ну, да, но только созидание и разрушение - лишь фрагменты танца. Сам танец был танцем времени.
Полководец потер лицо.
– Я видел, как он его танцевал. Один раз в Иерусалиме, во время осады.
– Какой осады?– спросила Антонина.
– Осады...– Велисарий махнул рукой.– Осады в моем видении. В прошлом - из моего видения.– Полководец снова махнул рукой и твердым голосом добавил: - Какие-то солдаты слышали о танце времени и захотели его посмотреть. И упросили раба - Рагуната Рао - станцевать его для них. Он станцевал, и это произвело огромное впечатление. Потом они попросили его обучить их танцу, и он ответил: этому танцу научить нельзя. Как объяснил раб, в этом танце нет определенных движений.– Глаза полководца широко раскрылись.– Потому что во время каждого исполнения он танцуется по-новому.
* * *
Наконец грани соединились. Это было практически невозможно - настолько чужими оказались мысли, но цель смогла сформулироваться.
Будущее.
– Что?– воскликнул Велисарий. Он огляделся по сторонам.– Кто это сказал?
– Никто ничего не говорил, Велисарий, - ответил
– Кто-то сказал "будущее", - уверенно заявил полководец. Он не сомневался.– Кто-то это сказал. Я слышал очень отчетливо.
Будущее.
Он посмотрел на вещь у себя в руке.
– Ты!
Будущее.
Все, находившееся в комнате, окружили полководца и уставились на вещь.
– Скажи снова, - приказал Велисарий.
Молчание.
– Повтори, говорю тебе!
Грани, если бы могли, закричали бы от отчаяния. Задача невыполнима! Разум совсем чужой!
Цель начала разрушаться. Грани, в отчаянии, выпустили в окружающий мир то, что человек сравнил бы с желанием ребенка попасть домой. Глубокое, глубокое, глубокое страстное желание убежища, безопасности, спокойствия и комфорта.
– Она такая одинокая, - прошептал полководец, глядя на вещь. Потерянная и одинокая. Потерянная...– он закрыл глаза и позволил разуму сфокусироваться на сердце.– Потерянная, как никогда не чувствовал себя ни один человек. Потерянная навсегда, без надежды вернуться. Вернуться домой, который она любит больше, чем какой-либо человек когда-либо любил свой дом.
Грани на одну микросекунду прекратили движение. Надежда появилась. Цель переформулировалась. Это было так трудно! Но... но... невероятное усилие.
Тишина и безмятежность под густой кроной лаврового дерева. Спокойствие. Нежный звук гудящих пчел и колибри. Кристаллы блистают в прозрачном пруду. Красота паутины на солнце.
Да! Да! Снова! Грани блеснули и повернулись. Цель увеличилась, набухла, выросла.
Раскат грома. Дерево треснуло, сцену поглотила черная волна. Кристаллы разбросаны по голой пустыне и кричат от отчаяния. Сверху на фоне пустого неба без солнца начинают формироваться гигантские лица. Холодные лица. Безжалостные лица.
У Велисария слегка кружилась голова от эмоциональной силы увиденных образов. Он описал их другим собравшимся в комнате и прошептал, обращаясь к камню:
– Что ты хочешь?
Грани напряглись. Они не знали, что такое истощение, но энергия вытекала потоком, который они не могли удержать. Требовалось полное равновесие, но цель теперь была тверда, как алмаз, и повелевала. Она требовала! И поэтому один последний отчаянный рывок...
Еще одно лицо, появляющееся из земли. Формирующееся из остатков паутины, птичьих крыльев и листьев лаврового дерева. Теплое, человеческое лицо. Но такое же безжалостное. Его лицо.
Вещь в руке Велисария утратила свое сияние. Теперь она казалась совсем лишенной света; внутри невозможно было что-то разглядеть и даже определить точную форму вещи.
– Какое-то время она не будет с нами разговаривать, - объявил Велисарий.
– Откуда ты знаешь?– спросил александриец.
Полководец пожал плечами.
– Просто знаю. Она очень устала. Если так можно выразиться.– Велисарий закрыл глаза и сосредоточился.– Она настолько чужда нам, если судить по тому, как она если можно сказать, "думает". Я не уверен. Я даже не уверен, что она живая - в любом смысле этого слова.– Он вздохнул.– Но я уверен в том, что она чувствует. А я не думаю, что зло чувствует.