Октавия
Шрифт:
В восемь тридцать Ронни обеспокоенно вышагивал по гостиной.
– Не знаю, как к этому относился Эрскин, но я просто в растерянности, - пожаловался он Киту и Гэрриет.
– С ней никуда невозможно попасть вовремя. Мы сегодня ужинаем с друзьями моего отца. Ей-Богу, мне так неловко, что немолодым людям придется нас ждать.
– Лично я, - сказал Кит, хрустя картофельными чипсами, - посоветовал бы относиться к ней, как к десятилетнему избалованному мальчишке.
Вышел Кори и, не говоря ни слова, налил себе стакан виски.
–
– спросил Кит.
Кори пожал плечами.
– Так себе. Сегодня я в основном вычеркивал написанное вчера. Очень полезное упражнение, укрепляет запястье.
– Какое такое упражнение укрепляет запястье?
– послышался певучий насмешливый голос, и в гостиную вошла Ноэль.
Кори резко втянул в себя воздух и окаменел. Ронни закашлялся над сигарой.
– Боже правый!
– сказал Кит.
Ноэль была в совершенно прозрачном черном платье. Лишь бедра отчасти прикрывало легкое облачко страусиных перьев, все же ее тело и роскошные полные груди жемчужно мерцали за легкой черной вуалью. Ее светлые волосы были зачесаны наверх; вокруг шеи, в ушах и на запястьях сверкали бриллианты. Словом, зрелище было просто ошеломляющее.
Кит Эрскин первый пришел в себя..
– Так это твой портрет я видел на днях на афише перед входом в “Раймонде ревю бар”? Не знал, что ты пошла работать в кабаре.
Ронни Акленд растерянно моргал.
– Ноэль, дорогая, мы едем к друзьям моего отца, они люди очень простые - ты уверена, что это то, что надо?..
Кит плеснул себе виски.
– По-моему, не стоит беспокоиться, - сказал он Ронни.
– Люди старшего поколения, кажется, убеждены, что актриса и должна выглядеть, как проститутка.
Ноэль плотно сжала губы.
– Ронни, будь добр, сходи за моей шубой.
Едва Ронни ушел, она обернулась к Кори, который все еще стоял неподвижно, как каменное изваяние.
– Ну, милый, как я тебе нравлюсь?
– тихо спросила она.
Кори подошел к ней ближе и медленно осмотрел ее с головы до пят. Гэрриет видела сбоку его сжатые кулаки и щеку, которая подергивалась от напряжения. Невыносимую тишину нарушало лишь тиканье старинных часов. Наконец он протянул к ней руку и сказал:
– Прощай, Ноэль.
– Ты не сможешь так со мной проститься, - медленно сказала она, и желтоватый блеск в ее глазах сделался ярче.
– Смогу. Смогу, - упрямо повторил он, словно убеждая в этом себя самого.
В гостиную уже спешил Ронни Акленд с шубой.
– Идем, дорогая.
– Он так торопился прикрыть голое тело Ноэли, что по дороге опрокинул маленький столик.
– Мы и так уже неприлично опоздали.
В прихожей ждали дети: Джон стоял молча, с неподвижно-восковым лицом, Шатти явно еле сдерживала слезы. Увидев мать, она метнулась к ней, и полы ее красного халатика разлетелись в стороны.
– Мамочка, не уходи, пожалуйста, не уходи!
– Обхватив обеими руками ноги Ноэль, она разрыдалась.
Ноэль попыталась мягко ее отстранить.
–
– Мамочка, мамочка!
– горестно всхлипывала Шатти.
– Я не хочу, чтобы ты уходила. Когда ты вернешься?
– Пока не знаю, мой ангел. Веди себя хорошо.
С Кори Ноэль больше не разговаривала, но, уже садясь в “Роллс-Ройс”, она неожиданно обернулась к Гэрриет.
– Всего хорошего. Я обязательно расскажу Саймону, что видела вас.
Когда машина отъехала, Шатти заревела в голос.
– Тс-с!
– шептала Гэрриет, поднимая ее на руки.
– Не грусти, малышка, скоро вы опять увидитесь.
Кори, хлопнув дверью, прошел к себе в кабинет.
Как было бы хорошо, если бы утешить его было так же легко, как Шатти, думала Гэрриет.
Вскоре после Ноэли уехал и Кит, предварительно оставив Гэрриет свой лондонский адрес и телефон.
– Будут какие-нибудь проблемы - звони. Кори, конечно, тоже сейчас несладко, но ты тут так за всех болеешь, что, боюсь, в конечном итоге тебе придется хуже всех.
Ужинать Кори отказался, и Гэрриет, вконец вымотанная после долгого дня, решила лечь пораньше. Однако уснуть ей так и не удалось. Ворочаясь в постели, она снова и снова спрашивала себя, что она чувствует к Саймону, но образ Саймона почему-то все время расплывался, мысли возвращались к Кори и к тем мукам, которые ему приходится терпеть.
И почему я не могу влюбиться по-человечески, в того, кому нравлюсь сама?
– обреченно думала она.
***
Около полуночи разразилась гроза. Полыхали молнии, и тут же, без всякого перерыва, раздавался оглушительный грохот. Гэрриет вышла проверить, не проснулся ли кто из детей. И очень вовремя: из комнаты Джона доносились тихие всхлипывания.
Она вошла и включила свет.
– Ну что ты, заяц, это просто гроза, - говорила она, обнимая Джона. Вытянуть что-то из этого молчаливого ребенка было так трудно, что лишь через несколько минут она поняла: гроза тут ни при чем. Джон мучился и страдал из-за разрыва родителей.
– Я знаю, как тебе сейчас тяжело. А насчет слез ты не беспокойся: в таких случаях все плачут. И потом, до сих пор ведь ты держался как настоящий мужчина.
Джон шмыгнул носом.
– Ты правда так думаешь?
– Да. Ты похож на своего отца - он тоже настоящий мужчина.
– Тогда почему мама хочет выйти за этого противного Ронни? Почему она больше не любит папу? Он что, сделал что-то не так?
– Он все делал так, но иногда люди просто перестают любить друг друга. В школе ведь тоже так бывает: скажем, в прошлой четверти ты с кем-то дружил, а в этой даже не можешь понять, что ты в нем видел раньше.
Джона недоверчиво моргнул.
– Так это то же самое?
– В каком-то смысле, да. У меня так вышло с отцом Уильяма. Я так любила его - а он меня перестал. Просто перестал любить, и все - не потому, что я сделала что-то не так.