Октавия
Шрифт:
– Но я же не одета, - запричитала Имоджин, имея в виду свой старый серый свитер и джинсы.
– Ты смотришься красиво, - заверил ее Ники, который заметил только, как у нее заблестели глаза при виде него, как петли старого свитера растянулись у нее на груди и что так, без всякой краски на лице она выглядит лет на четырнадцать.
– И ничего другого не надо.
Позади него послышался неодобрительный кашель. Ники обратил к мисс Наджент ослепительную улыбку.
– Вы, должно быть, босс Имоджин. Много о вас слышал.
Он
– Не хотели бы чашку чая?
– спросила она.
– Мне надо в клуб, - ответил он, покачав головой.
За вертящейся дверью он еще раз поцеловал Имоджин.
– Это были очень долгие три недели, - признался он.
– Рад, что ты еще носишь мой браслет.
Забавно, думал он, катя вниз по Хай-стрит, как он рад был ее увидеть. Если бы Пэйнтер не дразнил его насчет их пари, он бы так и не удосужился заглянуть к ней. А теперь он был рад, что сделал это. Он испытал удовлетворение, которое чувствует собака, у которой в саду зарыто множество костей и которая, выкопав неожиданно одну из них, вдруг находит, что та созрела лучше, чем можно было ожидать.
Он был бы не прочь сразу же увезти ее в торфяники и там сделать дело, но ему не очень хотелось перед интервью запачкать свой новый костюм травяными пятнами. В любом случае этой ночью будет сколько угодно времени, и гораздо увлекательнее натянуть ее под носом у старого викария.
***
Вымыться с головы до ног жестким мылом и вытереться полотенцем для лица в дамском туалете библиотеки было настоящим достижением, но Имоджин на него сподобилась. Кроме того, она перебежала улицу и купила себе новые черные брюки, которые плотно ее обтягивали. А теперь она сидела в ?Собаке и утке?, окутанная облаком пожертвованных Глорией духов ?Малютка?. На нее глазели туземцы Пайкли, она пила с Ники шампанское и спрашивала себя, была ли она когда-нибудь в жизни счастливее.
– Первый раз в этом году пью шампанское, - призналась она.
– Тогда надо загадать желание, - сказал Ники.
Он засмеялся и поцеловал ее в щеку.
– Если сыграешь правильно, выиграешь меня.
– Как ты узнал мое желание?
– По тебе сразу все видно. Это мне в тебе и нравится.
– Ты не считаешь, что Глория хорошенькая?
– тоскливо спросила она.
– Кто такая?
– Та, что в желтых шортах. Она предложила тебе чашку чая. Такая сексуальная.
– Я на нее не обратил внимания, я ведь смотрел только на тебя.
Он наполнил ее бокал. Пока они опорожняли бутылку, он рассказывал ей про Рим и Париж, но ей так хотелось, так хотелось, чтобы он опять обнял ее, и в то же время было так страшно от мысли, к чему это приведет, что она с трудом
– А ты чем занималась?
– спросил он, заказав вторую бутылку.
– Да ничем особенным.
Она рассказала ему о том, как Джульетте пришлось десять раз переписывать двадцать третий псалом за то, что она произнесла слово ?педик?. Но она не думала, что ему было бы интересно слушать про ларек с подержанными книгами, который ей предстояло организовывать для церковного праздника с целью сбора средств на обновление шпиля, и даже сами эти шпили представлялись ей в этот момент весьма фаллическими.
– Как твой дорогой папаша? По-прежнему на стреме?
– спросил Ники.
Имоджин хихикнула и тут же подумала, что не стоило.
– Ну что ты, милая, ты же знаешь, что он свин.
– Только со мной, - сказала Имоджин. Ники вылил остатки из первой бутылки в ее бокал.
– Кто сегодня вечером дома?
– осторожно спросил он.
– Никого, - ответила Имоджин, не задумываясь.
– Джульетта остается на ночь у подруги, а мама с папой отвозят ребят и остановятся на ужин у викария в Лонг Престоне.
Инки взял непочатую бутылку шампанского.
– Тогда пошли.
Снаружи лил дождь, отражения уличных фонарей прыгали по мокрой булыжной мостовой. Народ жался у подъезда рыбной лавки. До них донесся запах подгоревшего жира.
– Есть хочешь?
– спросил Ники.
– Нет.
Мощные фары его машины осветили прибитые ливнем стебли коровьей петрушки. Дождь барабанил по ветровому стеклу. В свете приборного щитка она могла видеть профиль Ники.
– Я подошел к этому турниру в хорошей форме, - говорил он.
– Начал верно рассчитывать длину удара и снова подружился с мячом.
На заднем сиденье были рассыпаны нераспечатанные письма и телеграммы.
– Господи, сколько тебе пишут, - удивилась Имоджин.
– Почта от болельщиков за последнюю неделю, - пояснил Ники.
Когда они выехали на дорогу в сторону дома викария, он положил руку на ее бедро и стал гладить через плотную ткань. Она слегка приподняла над сиденьем ноги, чтобы они казались потоньше.
Дом был темен и пуст, если не считать Гомера, который восторженно их приветствовал, кинулся наверх и, вернувшись со старыми серыми брюками, которые Имоджин надевала вчера, положил их у ног Ники.
– Интересные брюки, - заметил Ники, - не твои?
– Господи, конечно, нет, - солгала Имоджин, - вероятно, из кучи старья.
– Похоже, их носила твоя бабушка, - сказал Ники.
– Принеси пару стаканов, моя радость.
Выбрасывая оскорбительные брюки в мусорный бак, она услышала, как хлопнула пробка. Она почувствовала что-то похожее на вспышку газа, который долго держали незажженным - рука Ники могла стать той горящей спичкой, от которой он заполыхает мощным голубым пламенем, что опалит все кругом, включая брови Гомера.