Октавия

Купер Джилли

– Так о чем была проповедь?
– с нехорошей улыбкой спросил он Имоджин.

– Что, простите?
– перепугалась она.

– Проснись, - сказал отец.

– Прошу прощения, я думала о другом.

– Ники хочет узнать, о чем была моя проповедь, - в голосе викария слышалось явное раздражение.

Она почувствована, что кровь прилила у нее к лицу. Все теперь смотрели на нее.

– Никодим , - шепотом подсказала Джульетта.

– А, да, - благодарно спохватилась Имоджин.
– ?Дует

ветер там, где он слышен, а люди, верящие в Бога, имеют жизнь вечную?.

Дрожащем рукой она потянулась за вином, моля Бога, чтобы гроза миновала. Ники посмотрел на часы.

– Бог ты мой, уже почти четверть третьего.

– Я пропустил час вопросов для садоводов, - сообщил викарий.

– Надеюсь, я не слишком вас утомил, - поскромничал Ники, наверняка зная, что это не так, - если у вас какие-нибудь дела, то не стесняйтесь.

– О нет, - заверила его миссис Броклхерст, - все было так увлекательно, правда, Стивен? После разговора с вами мы будем следить за Уимблдонским турниром с гораздо большим интересом.

– Мне скоро надо будет отправляться в Лондон, - сказал Ники, - но перед этим я не прочь прогуляться по торфяникам.
– При этом он еще сильнее нажал на щиколотку Имоджин.

– Я должен написать свою вечернюю проповедь, - с сожалением сказал викарий, - а в четыре часа придут за собачьим ошейником для спектакля драматического общества.

– Мне надо искупать Гомера, - сказала Джульетта.

– Вас проведет Имоджин, - предложила миссис Броклхсрст.

– Как раз на это я и надеялся, - признался Ники, улыбнувшись Имоджин.

– Зачем Имоджин выкрасила себе веки в ярко-зеленый цвет для прогулки по торфяникам?
– спросил викарий жену, помогая ей мыть посуду.

– Боюсь, она влюбилась, - предположила миссис Броклхерст.

– Ее ждут торфяники и муки, - тихо пробормотала Джульетта.

Со вчерашнего дня ветер утих, и от теплого солнца в небо поднялись поющие жаворонки. У папоротников распрямились их бледно-зеленые пальцы. Ягнята бегали взапуски и блеяли, напоминая матерям о себе.

– Похоже, папа с тобой немного не в ладах?- спросил Ники.

– Он был разочарован, что я не родилась мальчиком.

– А я этим страшно доволен.

Его рука обняла ее дюймах в шести выше талии.

– Очень, очень доволен, - повторил он, и его пальцы дотронулись до ее груди. Имоджин отпрянула: их еще было видно из дома.

– Неизвестно, кого ты больше боишься - меня или его, - сказал Ники.

– О, к вам я отношусь совсем по-другому, - возразила Имоджин, - просто раньше я никогда не имела дела со знаменитостями.

Ники рассмеялся.

– Я познакомлю тебя со многими, если ты обещаешь не увлекаться ими.

Имоджин, не такая тренированная, как Ники,

скоро запыхалась. Хорошо еще, что говорил по большей части он.

– У теннисиста жизнь одинокая. Сегодня здесь, завтра уже в другом месте - тысячи знакомств и очень мало друзей. Никогда нигде не задерживаешься настолько, чтобы можно было наладить нормальные отношения.
– Он глубоко вздохнул.

Имоджин, у которой восприятие немного притуманилось от выпитого за обедом вина, не улыбнулась. Она посмотрела на него с сочувствием.

– Будешь вспоминать обо мне время от времени, когда зароешься в свою библиотеку?

– Да, все время.

– Прекрасно, - сказал он, взяв ее за руку и увлекая за собой в заросли вереска. Вблизи она пахла зубной пастой и свежевымытыми волосами - совсем, как его малолетние племянницы, когда они после ванной выходили пожелать спокойной ночи, - сентиментально подумал Ники. Он поднес руку Имоджин к губам.

Буровато-зеленый склон холма был опоясан каменными стенами, болота отливали смутно-лиловым цветом. Вдали темнели мельничные дымоходы.

– Правда, красиво?
– сказала Имоджин, отчаянно стараясь сохранить спокойствие.

– Ты красивее, - сказал Ники, - а твой пульс, милая, - добавил он, держа ее запястье,- как атака легкой кавалерии. Веришь в любовь с первого взгляда?

– Не знаю, - честно призналась Имоджин.

– А я верю. Вчера, когда я тебя увидел, это случилось - как удар молнии. Я даже не знаю, что в тебе такое. Словами не передашь, но что-то нечто большее, чем просто красивая внешность.
– Он обнял ее и прижал так крепко, что она не могла вывернуться. Вскоре она перестала сопротивляться и легла на спину.

Казалось, вся синь небес сгустилась в этих голубых глазах, и когда он целовал ее, прутья вереска кололи ей спину. Все было так плавно и так умело, так отличалось от повадок подкатывавших к ней местных парней, которые грубо хватали ее и щупали, что прошло несколько секунд, прежде чем Имоджин поняла, что произошло. Его рука вдруг прокралась ей под свитер, отстегнула лифчик, и ее теплая и тяжелая левая грудь упала в другую его руку.

– Нет, нет, Ники! Не надо.

– Почему, моя радость? Тебе это не нравится?

– Нет, нравится! Но…

– Тогда молчи.

Он опять стал целовать ее, а его свободная рука осторожно подвигалась вверх по ее бедру. Словно паралич сковал ее члены. У нее не было сил бороться с ним. И вдруг страшный шум в зарослях папоротника заставил их вскочить. Спасение явилось в облике большого черного лабрадора, который встал перед ними, высунув розовый язык и неистово крутя хвостом.

– Господи, - задыхаясь произнесла Имоджин.
– это Дороти.

– Кто такая Дороти?