Олегархат им. тов. Сталина
Шрифт:
— Уговорил. Но я о другом думаю: Василий Степанович сообщил, что на Брянщине мужик скотину заводить особо не хочет, ему кормить ее нечем.
— А там что, покосов свободных нет?
— Шумит тревожно брянский лес… покосов много, но мелких и далеко друг от друга. Да и косой в лесу особо не размахнешься.
— Так насчет далеко — у тебя в Ряжске специальная машина для крестьян делается. А с косой… я тут в журнале видел, немецком: небольшая косилка с моторчиком…
— А сено газонокосилкой не накосишь!
— А там не для газонов была, а для фермеров. Хочешь, завтра его с работы принесу? Я думаю, что глядя на картинку третьекурсник из МВТУ такую же спроектирует, если не лучше.
— Ты лучше ее этому третьекурснику сразу покажи, знаешь же где СНТО собирается, вот им и покажи. А когда они ее спроектируют,
— Хм, так они тебе уже завтра и позвонят!
— Я не против, все равно дома сижу и ничего не делаю.
— Ты не делаешь? Да если бы в СССР хотя бы каждый десятый так же ничего не делал, как ты, то у нас давно бы уже коммунизм наступил!
— Не надо нам, Сереженька, коммунизма. А нужен нам социализм, такой, про который товарищ Сталин говорил. И вот когда мы его построим, то никто про коммунизм и думать уже не будет. Но тут есть одна проблема: очень многие все же хотят этот коммунизм построить. Но только для себя — а нам такие люди точно не нужны. И вот я и думаю: а куда бы их деть? Пока не придумала, но, надеюсь, скоро придумаю.…
Глава 4
Итоги моего разбирательства итогов уборочной страды меня настигли уже в начале октября. И заставили меня сильно задуматься, так что я даже не утерпела и пригласила в гости Николая Семеновича. Но он-то — человек сильно занятой, по первому зову, конечно, в гости не побежал, а я — пока его ждала — другими делами занималась. Причем не только кормлением Вовки и наблюдением за кормлением всех остальных, главным образом я занималась подсчетом денежек.
Вот если взять пятьдесят семь рубликов, то два процента от этой суммы составят уже несколько больше рубля, а если это умножить на тридцать тысяч, то будет уже побольше тридцати четырех тысяч. Заметная сумма, хотя и воображение не поражающая, однако в чьем-нибудь личном бюджете очень приятная. То есть если официально «изобрести» замену глифталевой эмали на дешевую охру при покраске одного комбайна, то за три положенных по закону года выплат авторских гонораров изобретателю уже набежит больше сотни тысяч. И я это успела подсчитать уже через полчаса после того, как министр химпрома, которому я возжелала устроить головомойку, с бумагами на руках показал мне, что так-то глифталевых красок у них завались — вот только ни Ростов, ни Таганрог эти краски в Химпроме уже почти три года вообще не заказывал, предпочитая приобретать ту самую «охру на сиккативе» у разных предприятий местпрома. А так как товарищ Тихомиров вообще-то с химией был неплохо знаком, я у него тут же и поинтересовалась:
— Сергей Михайлович, а если, допустим, такой охрой покрасить, скажем, трактор…
— Да что вы! Сейчас в качестве сиккатива в основном используется медный купорос, и любая сталь, окрашенная такой краской, начинает коррозировать в несколько раз быстрее. К тому же адгезия любых масляных красок к металлу невысока… нет… то есть, как я понимаю, в Ростове ее использовали вообще без грунтовки?! Честно говоря, пока вы вопрос свой не задали, я и внимания на это не обращал…
Ну да, какие дело министру Химпрома до того, какой краской пользуются на каком-то заводе: его дело — обеспечить ту, которую завод заказывает…
С Таганрогом ситуация оказалась еще проще: туда перешел из Ростова заместитель главного инженера и решил, что если здесь внедрить такое же «изобретение», то пользу для собственного кармана он почувствует сразу, поскольку такие «изобретения» локального применения оформлялись вообще через отделы БРИЗ заводов. Но так как в Таганроге комбайнов производилось меньше, чем в Ростове, то он решил «изобретение» еще и усугубить — чтобы экономия на одной машине побольше оказалась. И исключил их техпроцесса одну не очень дешевую операцию, а именно очистку поступающего на завод стального листа от ржавчины. Причем исключил, подведя под это «технологическую базу», поскольку охра прекрасно на слегка ржавое железо ложится, при этом адгезия даже увеличивается. И в принципе не наврал, просто «забыл упомянуть», что это верно при покраске поверхностей кистью красками, замешанными на олифах высших сортов…
Так что проблема с краской решилась практически мгновенно, и я удивилась лишь тому,
Так что КГБ занялось исследованиями в части «резкого снижения себестоимости» очень много чего и довольно много где эта самая себестоимость быстро поднялась «до проектных показателей», что вызвало некоторое недовольство в Госплане — тот же комбайн СК-4 «подорожал» сразу на двести с лишним рублей. Но все же товарищ Струмилин себе работников набирал думающих, которые понимали, что если комбайн проработает вдвое дольше после такого «подорожания», то в целом экономия для страны получится грандиозная — и недовольство вылилось в то, что Комитету по передовым технологиям правительство подкинуло сразу кучу задач на тему «снова себестоимость снизить, но с улучшением качества». И некоторые из этих задач удалось решить очень быстро. Например, при окраске комбайна с ноября в Таганроге краски (уже глифталевой) стали тратить на сорок процентов меньше: я вдруг вспомнила, что «в мое время» использовалась окраска с использованием электростатического поля, и сорок процентов краски не теряется безвозвратно. Я инженерам КПТ только общую идею высказала — и они меньше чем за месяц готовую установку сделали. Одну, конкретно для Таганрога, для Ростова вторую (и последующие для кучи других заводов) теперь делал какой-то специализированный завод Минприбора. И товарищ Степанов уже подсчитал, что в следующем году предприятия Сельмаша только на краске сэкономят несколько миллионов — а мне все эти миллионы были очень нужны.
Потому что стоимость АЭС и с одним ВВЭР-500 (так решили назвать проектирующийся реактор) должна была сильно превысить миллиард — а я в планы следующего года уже три таких АЭС включила. То есть три новых АЭС, не считая строящегося второго реактора Нововоронежской станции: под Брянском, в Башкирии и в Подмосковье, неподалеку от Дубны. Относительно недалеко, километрах в тридцати, на берегу озера Песочного. И против этого места выступали почти все (кроме, понятное дело, тех, кто его выбрал): там и дорог нет, и грунты подозрительные. Но по поводу дорог я вообще не переживала: приспичит — так и времянку от Калинина на сорок километров прокинуть недолго, а грунты на самом деле там были замечательные. Это только сверху огромное Оршанское болото, да и то на другом берегу озера — но болоту-то многие тысячи лет уже, и оно нигде ни разу не протекло…
А электричества в Подмосковье сильно не хватало, и еще больше его не хватало везде к северу от Москвы — поэтому Николай Семенович поддержал мою идею первой ставить именно эту АЭС. Которую хотели назвать Калининской (по названию области), но я своим волевым решением назвала ее «Песочной АЭС». Ибо нефиг…
И тут же «сэкономленные в будущем» денежки направила на постройку столь нужной атомщиком железной дороги. Временной, потому что после постройки станции по ней возить точно нечего будет: электричество обычно иным способом потребителям доставляют. А временные дороги у нас в стране быстро строить умеет кто? И я пригласила в гости уже Николая Александровича. Товарищ Булганин официально был уже пенсионером, но связи с армией у него остались хорошие, в том числе и просто дружеские, так что в гости он ко мне приехал не один, а с генералом-сапером. И просидели у меня товарищи маршал Советского Союза и генерал-майор весь день, а генерал еще раз через неделю заехал (причем во второй раз — с готовым планом строительства дороги и со сметой на это строительство, которую я сразу и подписала), но это было все «текучкой», а Николай Семенович все выбраться ко мне не мог. Но я все равно о предстоящем разговоре с ним много думала, и даже, наверное, хорошо получилось, что он приехал лишь перед праздником: