Олений заповедник

Мейлер Норман

Айтел кивнул.

– Я слышал, ты снова женился.

– А как же иначе, – сказал Бида, указав на высокую женщину в красном платье, с тонкими чертами пустого высокомерного лица. – Я их всех перепробовал, – с улыбкой добавил он, – но Зенлия – самая-самая. Пришлось украсть ее у одного толстого царька.

– Очень красивая, – сказал Айтел. В этот момент, до тошноты пьяный, он считал, что более красивой женщины в жизни не видел, и это была дорогая красота. К своему огорчению, он заметил, что Мэрион испарился.

– Ну как, приятель, контачим? – спросил Бида.

Он

все больше и больше пользовался жаргоном. Когда Айтел десять лет назад впервые встретился с ним, Бида говорил на литературном языке и даже слыл эссеистом, пишущим на разные сложные темы. Бида жил в киностолице со своей первой женой, актрисой. В те дни он не был так хорошо известен, и Айтел считал его в известной мере белой вороной, поскольку Бида на собственные деньги снимал фильм, выступая и продюсером, и режиссером. Когда картина вышла на экран, это был провал и в финансовом отношении, и рецензии были плохие: в фильме-де слишком много намеков, аллюзий – всего такого, чего никто не способен понять, – словом, не фильм, а поэма. Тем не менее Айтел считал Биду человеком талантливым.

Но кто помнил его как человека талантливого? Однажды на вечеринке, устроенной Бидой, хозяин предложил Айтелу свою жену. Айтел пришел с девушкой, которую едва знал, и Бида предложил поменяться партнершами на ночь. Это устраивало всех четверых, и жена Биды сказала Айтелу: «Я бы хотела снова с тобой встретиться». Так что у Айтела остались приятные воспоминания об этой ночи. Но Бида после этого сторонился его.

– Чарли, я спросил: контачим?

– Что ты подразумеваешь под «контачим»?

– Клянусь, ты пьян. – Бида перевел взгляд на женщину, которая с любопытством смотрела на него, и подмигнул ей – она смущенно отвернулась. – О Господи, туристы, – сказал он. – Совсем испоганили Дезер-д'Ор. Зенлии надоел Нью-Йорк, и я обещал ей, что тут будет где разгуляться. «На солнышке?» – спросила она. – И Бида захихикал. – Послушай, Чарли, ты же знаешь: мы всегда сечем вкусы друг друга. Я довольно хорошо представляю себе, что такое Илена. Есть в ней этакая грубоватая замкнутость, немного блуда и масса энергии. Я прав?

Можно было подумать, что они рассуждают о местном крестьянском вине.

– Ты не вполне прав, – сказал Айтел, – у Илены есть нечто большее, чем энергия. – Он и сам не знал, защищает ли ее или говорит как школьник. – Жизнь – сложная штука, – пришло ему в голову сказать.

– Нечто большее, чем энергия, – повторил за ним Бида. – Она знает,верно, Чарли? – спросил он, и сам ответил: – Да, вот теперь все стало на свое место. Она очень чувствительная. – Он рассмеялся. – Говорю тебе, Чарли, нам надо собраться. После такого испытания мы все будем куда больше знать.

«Перестань двигать вперед науку», – хотелось сказать Айтелу, но он не решился. Пользуясь тем, что пьян, он лишь загадочно улыбнулся Биде.

– Знаешь, Дон, – растягивая слова, произнес он, – в каждом гурмане сидит нераскрывшийся философ.

– Ха-ха-ха. Как говорит Муншин, я люблю тебя.

Поскольку Бида продолжал, осклабясь, смотреть на него, Айтел наконец произнес:

– Илена –

человечек сложный.

– Что ты хочешь этим сказать? – Бида обвел взглядом комнату. – Я не знаю ни одного человека, который не был бы сложным. Почему бы нам не смыться отсюда и не поехать ко мне? – Поскольку Айтел молчал, Бида стал подсчитывать. – Нас четверо, – сказал он, – ты, я, Зенлия и Илена, затем Мэрион с парочкой из своего выводка – ты их тут видел? Одна очень славненькая – только Мэрион способен привести девчонку по вызову к Доротее на вечеринку, – затем я подумал о Лулу и о каких-нибудь юнцах, которых я могу пригласить. Я с удовольствием предложил бы поехать и Доротее – она стала такой респектабельной.

– Доротея не поедет.

– А как насчет Лулу?

– Нет, Лулу даст тебе от ворот поворот, – сказал Айтел, стараясь выиграть время.

– Ты уверен?

– Она не любит такие вещи, – сказал Айтел.

– Ну, в таком случае поедут остальные.

Айтел начал выбираться из угла.

– Не сегодня, Дон, – сказал он, – право, не получится.

– Чарли!

Какое оправдание придумать?

– Дон, тебе придется меня извинить, – запинаясь, произнес он, – но мне сегодня нездоровится.

Бида внимательно на него посмотрел с насмешливым огоньком в глазах.

– Ты хочешь, чтобы мы вчетвером встретились в другой вечер?

У Айтела в кармане лежала визитная карточка, которую он все время крутил. «Чья это?» – думал он, потом вспомнил. Это была карточка конгрессмена Крейна.

– Не знаю, едва ли, – сказал Айтел. – Если передумаю, позвоню.

– Я сам позвоню тебе, – подчеркнуто произнес Бида, и они расстались.

В верхней ванной Айтела вырвало, и голова сразу, как бывает в таких случаях, прояснилась. Все обрело свои пропорции и отдалилось. «Хочу ли я в самом деле сказать Крейну «нет»?» – подумал Айтел, его снова вырвало, и он мысленно добавил: «Почему мозг у меня так хорошо работает, когда я слишком пьян и не могу делать то, что он подсказывает?»

Спустившись вниз, Айтел проложил себе путь к бару и, прежде чем выпить, проглотил таблетку аспирина. С ним заговорил мелкий бизнесмен из Чикаго по имени мистер Консолидой: ему хотелось узнать, сколько может стоить документальный фильм о его предприятии. Речь идет о производстве йогурта, пояснил мистер Консолидой.

– Я хочу, чтоб это было дешево, но достойно.

– Так и должно быть, – сказал Айтел и налил себе еще выпить. Все было сплошным идиотизмом, абсолютно все. – Вы не чувствуете, от меня не пахнет блевотиной? – с мрачным видом спросил он.

Позади что-то знакомо зашуршало, и Лулу поцеловала его в щеку.

– Чарли, я весь вечер ищу тебя. Это же замечательно, что Крейн проявил к тебе такой интерес!

Айтел кивнул, а мистер Консолидой откланялся.

– Мой друг, – произнес он, обращаясь к Айтелу с гордостью царедворца, выучившего фразу на чужом языке, – оставляю вас ухаживать за вашей куколкой.

– Кто это? – спросила Лулу.

– Человек, который хочет, чтобы я был режиссером эпической картины с бюджетом в два миллиона.