Ольга-чаровница и змиев сын
Шрифт:
— Как ты, сестрица-чаровница? — издевательски пропел он, входя.
— До этого момента — неплохо, — огрызнулась Ольга и практически повторила интонации Горана, прибавив: — Братец.
— Дерзость не всегда является признаком ума, — посетовал тот. — Ты находишься в моем хрустальном дворце, а значит…
— Всего лишь похищена, — молвила Ольга и пожала плечами. — Думаешь, мне впервые находиться в заточении? В мороках в том числе?
— Так ты считаешь, будто находишься в грезах? — лукаво поинтересовался Снежен. — Тогда ясно.
— И что же именно?
—
— А с какой стати?
Снежен плечом повел.
— Он ведь обязан защищать тебя. Ты ведь его чаровница. Кстати, о нем. Если действительно желаешь, то могу и вернуть.
— Неужели? — удивилась Ольга. — Но с одним условием?
— Парой, — рассмеялся Снежен. — Я не разбойник, конечно, но выкуп стребую. А то в последнее время все-то от меня отказываются. Грусть-печаль. Потому, ты напишешь Горану письмецо, в котором слезно будешь умолять освободить, и…
— Нет! — перебила его Ольга. — И Горан мне ничего не должен, — добавила она с некоторым сожалением, проскользнувшим в голосе. — Наоборот, это я задолжала ему. Кроме того, Горан знает: я не принцесса, которую необходимо вызволять из башни, и предпочитаю справляться сама.
— Как же жаль, что ты не оценила мою помощь.
Ольга тоже досадовала по этому поводу. Подумай она чуть лучше, оглядись по сторонам, задуши страх беспомощности и не опешь после встречи с Моревной, смогла бы договориться. Что есть речь, если не сотворение зеркала, в котором слушающий видит себя, других и мир? И зеркало это можно искривить или добиться практически идеальной ровности — это уже зависит от намерений говорящего. Жаль, теперь поздно. Лишь стоять на своем и осталось.
Ольга презирала тех, кто врал из одной лишь любви ко лжи или пытался выглядеть лучше в глазах окружающих; полагала низким разгребание жара чужими руками; пустые слухи считала мерзостью, очернение кого бы то ни было — гнусностью, за которое убивать впору. Когда-то, отправляясь в замок Горана, окружив себя гнилушками да корягами, она собиралась погибнуть даже в случае победы, и, не назови змий своего истинного имени, так и случилось бы. С ним произошел почти поединок: хитрость против силы. Однако Снежен ударил исподтишка, а значит, против него дозволялась многое — не какими-то замшелыми правилами, а совестью самой Ольги.
— Мне кажется, ты могла бы быть со мной полюбезнее, — заметил Снежен. — Я помог тебе в бою, пошел у тебя на поводу и спас ту тварь болотную, поселил в покои, где есть все необходимое, от Грезы спас ценой своего благополучия, кормлю и пою, окружил теплом, хотя сам его не переношу, а ведь мог бы сделать твое пребывание здесь невыносимым.
— И что тебе даст моя смерть от холода?
Кажется, он действительно удивился; лицо приобрело какое-то изумленное выражение.
— Почему смерть?! Я не…
— Не хотел бы моей встречи с Кощеем? Он ведь моей гибели не пропустит, как и многих, за кем следит. Знаешь, я тоже пока не желаю ее, но именно что пока. Люди слишком недолговечны, Снежен. В этом их слабость, но и сила. По ту сторону врат многочисленные жрецы придумывают всякие небылицы, к примеру,
— Даже те, кто искру щелчком пальцев высечь не могут? — хмыкнул тот.
— Такие — особенно. Пустота в душе нас раздражает и злит.
— Яс-с-сно, — протянул-прошипел Снежен. — Острых предметов не давать, откажешься есть — кормить стану насильно и… — он сделал паузу, но она была скорее неоригинальной, чем зловещей, — уни-зи-те-льно.
Ольга рассмеялась зло и холодно.
— Для того чтобы остановить сердце, чар не нужно — лишь умение.
Белоснежные брови сошлись на переносице.
— Может, не стоит все настолько усложнять? — спросил он. — Я ведь не враг, Ольга. Более того, и по уму, и по характеру подхожу на роль спутника значительно лучше глыбы из огня и мускулов. Я поддаюсь обучению, мудр, хоть ты и можешь считать иначе.
— Скажи еще — красивее, — фыркнула она. — Тебя, братец, несет куда-то не туда.
— Что есть внешность в сравнении с умом и душой, сестрица-чаровница? — спросил Снежен, и не согласиться с ним было бы неверным.
— Ничто. Говорят, людям дана старость не в тягость, а именно для понимания этой великой истины: души, в отличие от тел, неизменны.
Невольно подумалось, что Горан вначале внимание на красу обратил и лишь не так уж мало времени спустя разглядел остальное. При этом ничего не поняв, да и сейчас вряд ли далеко продвинулся. Инеистого же привлек норов, умения и воля идти до конца. Не стоило с ним задираться, конечно, но что уж теперь? Оставляя на ней метку, выдергивая через пространство и навлекая на себя гнев Горана, Снежен ведь не злодейство чинил. Действительно собирался помочь угодившей в кабалу сестре, с матушкой свести.
— Чему сможет обучить тебя Горан, не чующий собственную силу? Только и умеет, что плеваться огнем, — продолжал Снежен. — У нас же будут не только общие темы для разговоров, ведь мы оба мастера грезы плести, я смогу научить тебя повелевать льдом. Уверен, ты и сейчас многое можешь, но разве ты откажешься отшлифовать мастерство до совершенства?..
Он нащупал и потянул за ниточку, связывающую воедино душу и волю любого чаровника — знания и умения: оттачивать свое искусство, учиться новому, вдохновенно создавать сообща. Ведь вовсе не жажда власти гнала чародеев объединяться. Делать что-то нужное не только тебе, готовность опереться на чужое плечо и возможность подставить свое, если нужно, потрясающие обсуждения, споры и словесные пикировки — насколько же всего этого не доставало!