Ольга-чаровница и змиев сын
Шрифт:
Ольга проклятие прошептала, Моревну помянув.
— Не кручинься, девица. Дочь за мать, как и сын за отца, неповинны. И я был бы последней гадиной, если бы тебе мстить решил за все, что испытал когда-то, да и испытаю еще не раз. В том же, что она людей умертвляет, а нечисть усиливает… — Кощей развел руками. — Этим она главную ошибку совершила. Ворон мой — птица беспокойная, благо, что еще и вещая — везде летает, особенно там, куда сердце ведет. А ведет — где неспокойно: на поля бранные, погосты да в моровые деревни. Вызнал он, что за беда приключилась, к терему пробрался, едва в клетку не угодил… Хотя, угодил конечно. Леший его тайком выпустил и
— И ты… — затаив дыхание, спросила Ольга.
— А я пределы царства своего покинуть не смею до глухого времени предзимнего. До него же тогда ой как долго было. Уж я Велеса уговаривал, а тот отговаривался: мало, мол, люди верить стали, заветы предков не соблюдают, на кривду заморскую заглядываются, нет у него сил в неурочный час путь отворить.
Ольга нахмурилась.
— Баял, конечно же, — усмехнулся Кощей. — Восхотел бы — ничто не помешало. Однако очень не желал братец допустить схватки новой между мной и Моревной. Явь в ней не просто могла пострадать, долго раны залечивала бы. Потому пришлось Ворону дозором лес тот облетать и следить, что будет. На счастье аль беду, в тех краях богатырь заплутал. Никто его не съел, мавки да русалки не соблазнили, в болоте не утоп и кругами ходить отказался. Почти без помощи птицы моей, между прочим. Чего бы ни делал леший, как ни куражился, а все богатырю нипочем: вышел-таки к терему. Был то твой батюшка, Ольга. Ну а выкрасть тебя опосля рождения уж я его надоумил… впрочем, лукавлю: Ворону лучше говорить с людьми удается, он в душах читать умеет.
— И она не кинулась в погоню, не натравила на тятю лешего и нечисть? — не поверила Ольга.
— Не кинулась и не натравила. Ты ж в Велосову ночь родилась, краса-девица. — Кощей улыбался уже открыто, искренне. — Там уж хочешь-не хочешь, грань тонка меж Навью и Явью, еще и Велес-ключник все запоры отпирает. Сумел я в терем тот пройти и утащить Моревну в Навь и дальше. По земле Русской не погулял, да оно того стоило. Матушка тебе затем только в кошмарах являться могла, пока не сумела ты разум от нее спрятать. Вот, собственно, и весь сказ, Ольга-чаровница.
Ольга сидела долго, но не вспоминая и не раздумывая, просто смотрела перед собой, ничего не видя.
— Коли остаться решишь, против не буду, — молвил Кощей, но уже не настолько искренне, как когда рассказывал.
Она покачала головой. Учиться у самого Кощея чаровству — не могло быть ничего привлекательнее, вот только не будет от нее сейчас проку, а позориться, выставлять себя неумехой и бездарью — этого Ольга уж точно не пережила бы.
— Пришла поблагодарить за помощь, сейчас посижу, отогреюсь чуть и дальше пойду…
— Вот уж за это точно не стоит, — перебил ее Кощей неожиданно серьезно. — Я не особенно люблю, когда меня обвиняют во всех злодеяниях и поминают в суете, но приписывание мне чужих заслуг — еще хуже.
Ольга вскинула голову и впервые посмотрела на него прямо.
— Сама ты о мороке догадалась. Сама, — с нажимом в голосе, вроде и неприметном, а сердце упало в пятки, сказал Кощей. — Но именно я вынудил твоего Горана разорвать уговор. Хочешь ненавидеть за это — ненавидь. Ты могла остаться с ним по доброй воле, в конце концов, я лишь вернул тебе свободу.
— Почему… — начала Ольга и умолкла.
— А потому как вы, людишки неразумные, больно клясться горазды
«Так вот почему ничто не помешало мне со Снеженом условиться… — подумала Ольга. — Помог, царь Кощей, даже не представляешь насколько!»
Но произнесла она другое:
— Была бы нужна, осталась…
Эпилог 1
— Не заставляй меня сомневаться в твоей разумности, красавица, — с вроде незаметным, но явно ощущающимся неудовольствием сказал Кощей. — Змию Горынычу три головы — в самый раз, а сынку его, Горану, ума, видать, не хватает. И что же теперь, не любить дурака этого?!
Ольга отвернулась. Щеки и шею огонь обдал.
— То-то, — усмехнулся Кощей. — Он и до того глупости творил, но ты на них не особенно внимания обращала. И вот, пожалуйста! Чуть самолично в бездну не шагнула!
Она руки к щекам прижала, но жар утолить не смогла.
— Стыдно тебе, девица? — со сладостным ядом, голос заполонившим, поинтересовался Кощей, тихо посмеиваясь.
— Стыдно, царь Кощей, — ответила Ольга и, осознав до конца, сказала уже искренне: — Правда стыдно.
— А раз так, не изводись больше, — посоветовал он. — Всегда рад воплоти тебя лицезреть, но не тенью ко всему безразличной. Хочешь вернуться — возвращайся, желаешь хандрить — хандри, а о Бездне не думай!
Ольга покачала головой. На сердце чуть посветлело, пустота свернулась змеей ядовитой где-то в укромном уголке души. Наверняка, снова развернется, но не сейчас. Сейчас великий чудодей, злодей и царь приструнил ее, убаюкал.
«И не уйдет, — напомнила себе Ольга. — Придется научиться жить с ней».
— Вот и живи, — сказал Кощей наставительно. — А еще лучше: возвращайся к нему.
— И не подумаю! — упрямо воскликнула Ольга.
— Люблю гордецов, — произнес Кощей весело. — Сам таков, как и мое малочисленное окружение. Значит, не желаешь по простому пути идти?
— Он меня выгнал, не мне возвращаться, — заявила она твердо.
В зале словно бы посветлело, а может, боль из Ольги исподволь выжимали по капле. Становилось легче. Уж и дышать не через силу могла.
— Куда же для начала стопы свои направишь? В Явь?
Ольга кивнула.
— По миру пройдусь, развеюсь. Погляжу на водопады, радугу дробящие, на полет величественных орлов, на льды нетающие. Затем в терем ворочусь.
— Хорошее решение, раз прощать своего змия летучего пока не собираешься. Ну да ему то лишь на пользу, — одобрил Кощей и махнул рукой.
Тотчас захлопали крылья. Ворон из ничего вылетел, еще не достигнув пола, человеком обернулся, перевернувшись вокруг себя, встал, как положено.
— Помоги ей, Влад.
— Всенепременно, — сказал тот весело и протянул Ольге руку.
Все произошедшее после она запомнила очень смутно. Ворон не становился птицей, не вырастал в размерах и не нес ее в лапах или на спине. Он оставался человеком, что идти тайными тропами ему нисколько не мешало. Ольга вначале шла за ним след в след, потом поравнялась. Очень уж интересно глядеть на него было: на профиль строгий, нос, клювом выдававшийся, бледное решительное лицо мужчины в расцвете лет, но одновременно и юноши, едва порог совершеннолетия миновавшего, в густой гриве черных волос путались осколки звезд, совсем такие же, как в вихре, из которого Кощей проявился. На губах вещей птицы застыла легкая улыбка, а в глазах отражалось такое, что дух захватывало.