Оливер Кромвель
Шрифт:
Сегодня существует множество доказательств того, что «Основные предложения» являлись работой не только Айртона, отражающей исключительно взгляды его собственные и его тестя. Как недавно показал Джон Адамсон, Кромвель тесно сотрудничал с политическими союзниками в Вестминстере; особенно видные из них — Оливер Сент-Джон и группа могущественных пэров, графы Нортамберленд и Пемброук, лорд Вартон и виконт Сэйе и Селе [82] . И Вартон, и Сэйе и Селе в начале июля были в Ридинге, и их сотрудничество с Кромвелем и Айртоном (как будет видно) продолжалось все лето и осень. Когда «Основные предложения» были обсуждены в Совете армии в Ридинге во время дебатов 16–17 июля, главной целью Кромвеля было предупредить намерение агитаторов отправиться в Лондон, чтобы навязать соглашения силой. Он призывал их сотрудничать с теми в парламенте, «кто был предан (армии) с заседания парламента до этого дня» и достигнуть соглашения переговорным путем: «Что бы вы ни получили от договора, что бы ни было решено над нами таким образом, это будет твердым и длительным, это передается потомкам… мы избежим огромных обвинений в том, что мы получили все от парламента силой… то, что достигается силой, я не ставлю ни во что» [83] . Предпринятая 26 июля в Лондоне попытка контрреволюции, когда толпа, очевидно, при потворничестве лидеров политических пресвитериан, вторглась в помещение Палаты Общин и требовала возвращения короля в Лондон, вынудила Кромвеля и его товарищей офицеров дать приказ о военной оккупации Лондона 6 августа.
82
J.S.A. Adamson, «The English nobility and the projected settlement of 1647», Historical Journal, 30, 1987.
83
Abbott, vol. I, pp. 481—3.
«Основные предложения» были наиболее точным отражением идей «дела», за которое стояли Кромвель и его союзники. Конституционно оно предусматривало реставрацию монархии, как только король первый согласится созывать регулярные двухлетние парламенты, провести разумную реформу парламентского представительства с тем, чтобы оно более точно соответствовало региональной разнородности населения и состоянию, установить парламентский контроль над армией и военно-морским флотом с правом назначения на высшие должности в государстве на десять лет. Центральной частью религиозных постановлений было сохранение государственной церкви с епископатом, но все его силы принуждения должны быть устранены, как и законы, принуждающие каждого исповедовать государственную религию. Протестанты, не посещавшие церковных приходов, должны иметь свободу богослужения их собственным способом. Наконец, «Основы» предлагали, чтобы в парламенте прошел «Акт забвения» (исключая только нескольких известных роялистов), расширяющий законное страхование от обвинения тех, кто поддерживал короля, с целью достижения всеобщего согласия.
Хотя «Основные предложения» были гораздо более великодушны, чем любое другое предложенное королю (включая предложения, посланные в Ньюкасл), сегодня можно утверждать, что соглашение было обречено. Мемуары сэра Джона Берклея, одного из посредников между королем и армией, ясно показывают, что король не намеревался когда-либо серьезно вести переговоры по поводу «Основных предложений». Но это все же неочевидно. Армейские «вельможи» Ферфакс, Кромвель и Айртон оставались в контакте с королем, прямо ли или через Берклея и его приятеля Джона Эшберхема, по мере того как король в июле, августе и сентябре двигался из Кавершема (вблизи армейского лагеря в Ридинге) в Воберн, Стоук Поуджес, Виндзор, а затем в Хэмптон-Корт. Карл оставил свои взгляды при себе и отказался рассматривать предложения, посланные ему в Ньюкасл, когда они были переданы ему в сентябре, указывая на то, что он благосклонно относился к «Основным предложениям». Кроме того, казалось, переговоры скорее, чем угрозы со стороны армии, дадут результат, так как члены парламента договорились оплатить задолженности армии и сохранить огромную военную организацию, состоящую из 26400 человек. Союзники Кромвеля, особенно Вартон и Сэйе и Селе, начали продвигать в Палате Лордов большинство главных положений «Основных предложений» в форме парламентских биллей, приняв это частью политической стратегии, которую полностью поддерживал Кромвель. 13 октября 1647 года, в день представления Вартоном религиозных положений «Основных предложений» в Палате Лордов, Кромвель переложил на Ферфакса свое обязательство посетить военный суд в Виндзоре из-за своего парламентского долга: «Я вряд ли смогу пропустить день в Палате, — писал он, — где мне крайне необходимо быть» [84] . Более того, 20 октября сообщили, что Кромвель произнес трехчасовую речь в Палате Общин в защиту монархического соглашения.
84
Abbott, vol. I, p. 510.
Главным препятствием в попытке достижения соглашения на базе «Основных предложений», которое стало очевидным в тот период, являлась не непреклонность Карла I, а оппозиция Джона Лилберна и левеллеров, которые сильно подозревали, что переговоры между Кромвелем, его союзниками (которых они пренебрежительно прозвали «вельможами») и королем приведут к безоговорочному возвращению старого политического и социального порядка. 5 сентября Кромвель посетил бывшего друга Лилберна в Тауэре, чтобы попытаться убедить его не вызывать недовольства армии, если его освободят. Он также убеждал Лильберна «избегать проявления такого сильного отвращения к Палате Лордов тогда, когда она имеет такое большое значение для армии, в целях сохранения хороших отношений между ними» [85] . Понятно, что Лилберна, который после отставки из армии в 1645 году был вовлечен в главные правовые битвы с Палатой Лордов, в результате чего он был заключен в тюрьму, не восхитил призыв Кромвеля, который может быть отнесен на счет злого комментария Кромвеля в письме Майклу Джоунсу в Дублин от 14 сентября о том, что «наши действия могут быть непонятны тем, кто не знаком с основой наших операций» [86] . Опасения покинули его, когда пять полков избрали новых агитаторов, у которых были тесные связи с гражданскими лондонскими левеллерами и, хотя и незначительное, проникновение левеллеров в армию в первое время имело значение. Новые агитаторы составили длинный обвинительный акт Кромвелю и «вельможам» — «Правдиво изложенное дело армии», которое было представлено Ферфаксу 18 октября. Почти через неделю за этим последовал подробный план конституционного и религиозного соглашения («Народного соглашения») как альтернативы «Основным предложениям». Ферфакс и Кромвель ответили пересылкой плана на собрание Совета армии в Патни, состоявшееся 28 октября.
85
Quoted in Adamson, «The English nobility», p. 595.
86
Abbott, vol. I, p. 506.
Последующие «дебаты в Патни» совершенно правильно заслужили славу как драматическое противостояние между теми, кто требовал сейсмического перетряхивания власти в Англии, и их консервативными оппонентами. Однако сначала велись различные споры, Кромвель защищал стратегию соглашения, которой он следовал с конца войны, и осуждал недавние нападки на нее левеллеров. Его главной целью в Патни было сохранить единство армии принятием согласительной программы, базирующейся на «Основных предложениях», и его речи изобиловали возвышенными словами. «Я не буду говорить о чем-либо кроме этого, так как я убежден в душе, что бог стремится объединить нас», — сказал он в начале дебатов 28 октября; и (на следующий день): «Позвольте нам совершать дела, но позвольте нам быть объединенными в наших делах» [87] . То, что это являлось его основной целью в Патни, объясняет, почему первый день был посвящен дискуссии на тему, которая часто становилась точкой преткновения: все еще обязывают или уже не обязывают армию «обязательства» (манифесты), выпущенные после июня. Перед лицом левеллеров и агитаторской оппозиции Кромвель и Айртон последовательно доказывали, что «обязательства» могут быть нарушены. Вместо этого 28 октября они предложили организовать комитет для исследования предыдущих обязательств армии, чтобы точно установить, какие требования и обещания были выполнены. Комитет попросил сравнить их с предложениями, сделанными в «Соглашении», в надежде, что это позволит найти важную общую основу
87
Abbott, vol. I, pp. 519, 530.
Время от времени в ходе дебатов Кромвель выступал в роли посредника, проявляя политический профессионализм, которого достиг со времени своего беспомощного поведения в первые месяцы Долгого парламента. Он старался проявить уступчивость, защищая себя и «вельмож» от нападок «завидующих и опасающихся», «что они были… склонны и привержены к определенным формам правления, ибо, на что бы мы ни претендовали, вам бесполезно разговаривать с нами… Вы увидите, что мы далеки от того, чтобы быть сильно привязанными к чему-либо; мы не согласимся с вами и в том, что фундаментальная, верховная власть принадлежит народу, зарождается в нем и выражается его представительством» [88] .
88
Abbott, vol. I, pp. 527 — 8.
Когда был поднят спорный вопрос о праве голоса, в отличие от непреклонного Айртона Кромвель заявил, что возможен случай расширенного голосования. «Вероятно, — сказал он 29 октября, — существует весьма значительная часть наследственных копигольдеров, которые должны иметь право голоса, и, возможно, довольно полно отражать мнения большинства людей» [89] .
Время от времени он унимал накалявшиеся страсти, отдавая спорные вопросы на рассмотрение комитетов и (28 октября) поддержав идею о прерывании дебатов молитвой. «Возможно, Бог, — говорил он, — объединит нас и поведет всех одним путем» [90] .
89
Abbott, vol. t, p. 533.
90
Abbott, vol. I, p. 524.
Однако этого не случилось. Наоборот, по мере продолжения дебатов разлад скорее увеличивался, чем ослаблялся. Когда 29 октября состоялось собрание комитета, которому было дано задание проанализировать обязательства армии, Кромвель и другие официальные лица «совершили большую ошибку в решении» [91] , позволив представителям агитаторов отойти от повестки дня комитета для обсуждения первого пункта «Народного соглашения», относящегося к вопросу о праве голоса. Кроме того, на последующем собрании полного Совета армии 5 ноября (когда Кромвель, возможно, отсутствовал) радикальные представители приняли решение написать письмо в Палату Общин с отказом от обязательств армии продолжать переговоры с королем. Решение было опровергнуто через несколько дней, но к 8 ноября стало очевидно, что тактика Кромвеля в прояснении спорных вопросов провалилась, и он объявил, что дебаты Совета армии завершатся в недельный срок тремя отдельными встречами за пределами Лондона. Хотя сообщения об участии Кромвеля в продолжающихся дебатах были случайными, отрывочные записи говорят, что теперь он определенно выступал против расширения голосования (это приближается, как он считал, «очень сильно к анархии») [92] и дал ясно понять, что остается верен монархическому соглашению. Широко известная история о руководящей роли Кромвеля в подавлении мятежа армии в одну из трех встреч в Вэре, в Гертфордшире, недавно была поставлена под сомнение несмотря на отчеты различных современных источников, которые считают иначе [93] . С уверенностью можно сказать, что он одобрял сделанное. Позже он говорил Эдмонду Ладлоу, что наказание мятежников в Вэре было «совершенно необходимо, чтобы сохранить все от впадения в беспорядок, который последовал бы из этого разногласия, если бы он не был вовремя предотвращен» [94] . Как и в других случаях, Кромвель без угрызений совести действовал безжалостно, когда единство армии находилось под угрозой.
91
J.S. Morrill, «The army revolt of 1647», in C.A. Tamse and A.C. Duke (cds), Britain and the Netherlands (1987), p. 72.
92
Abbott, vol. I, p. 549.
93
M. A. Kishlansky «What happened at Ware?», Historical Journal, т. 25, 1982 отрицает, что Кромвель был там. Доказательство, представленное в Woolrych, Soldiers and Statesmen, стр. 281–284 убедило меня в том, что Кромвель присутствовал в Вэре.
94
Ludlow, Memoirs, vol. I, p. 246.
Разработал ли также Кромвель бегство короля из Хэмптон-Корт 11 ноября, что несомненно облегчило наведение военной дисциплины? Как и в других критических ситуациях в карьере Кромвеля, здесь нет оснований для четких выводов Он мог приложить руку к побегу короля, но это чрезвычайно невероятно, поскольку побег стал, по крайней мере, суровым препятствием для достижения соглашения между королем, парламентом и армией, над которым месяцами работали Кромвель и его союзники.
С начала 1640-х гг. политическая карьера Кромвеля была тесно связана с группой штатских членов парламента и пэров, особенно выдающиеся из них — Оливер Сент-Джон и виконт Сэйе и Селе. В 1648 году Кромвель прекратил общение со своими бывшими союзниками, так как он, в отличие от них, уступил «чистке» армии парламентом и затем одобрял осуждение и казнь короля и установление английской республики. Этот прорыв имел важное значение в карьере Кромвеля. Действительно, до 1648 года парламентское сопротивление его деятельности, направленной на обеспечение религиозной свободы и решение жалоб армии заставляло его сомневаться в том, что его две цели — достижение парламентских свобод и религиозной реформации могут быть согласованы. Например, во время «дебатов в Ридинге» в июле 1647 года он высказал дилемму — будет лучше добиться соглашения путем совета с «народом» или силой: «вопрос в том, что для народа хорошо, а не что угодно» [95] . Но он сделал вывод, как было видно, что соглашение, заключенное парламентом, было самым главным. «Я не знаю, когда еще используют силу, кроме случаев, когда мы не можем получить что-то для пользы королевства без помощи силы. Силу приходилось применять только «при необходимости» [96] . Однако, в конце 1648 года («этого памятного года») он согласился на использование силы против парламента. Как будет показано, он сделал это с большой неохотой: его разрыв с парламентом совсем не был постоянным, и он впоследствии потратил много своей политической энергии, стараясь вернуться на путь конституционной порядочности. Но то, что случилось в 1648 году, сделало эту задачу сложнее, чем когда-либо. Почему Кромвель (в отличие от его бывших союзников) стал использовать силу и неконституционные действия? Почему человек, который до сих пор поддерживал парламентское и монархическое соглашение, пренебрег правами и привилегиями парламента и казнил короля? Важной исходной точкой при ответе на этот вопрос является фраза, использованная Кромвелем в декларации от 26 декабря 1648 года, когда он объявил о поддержке судебного разбирательства над королем: «провидение и неизбежность, — сказал он, — привели их (его и его друзей, армейских офицеров) к этому» [97] .
95
Abbott, vol. I, p. 486.
96
Abbott, vol. I, pp. 483, 478.
97
Abbott., vol. I, p. 719.