Оливер Твист

Диккенс Чарльз

Многимъ знакомъ, вроятно, разсказъ о другомъ опытномъ философ, который придумалъ теорію о томъ, будто лошадь можетъ жить безъ пищи и въ доказательство демонстрировалъ собственную свою лошадь, доведя порцію ея пищи до одной соломенки въ день; весьма возможно, что при такомъ режим она достигла бы высшей степени быстроты и рзвости, не умри она за двадцать четыре часа до того, какъ должна была получить вмсто соломы уже только порцію воздуха. Къ несчастью для опытной философіи пожилой надзирательницы, подъ чье покровительство былъ отданъ Оливеръ Твистъ, такіе же результаты получались и въ примненіи ея собственной системы. Въ ту самую минуту, когда ребенокъ настолько уже совершенствовался,

что могъ существовать при наимене возможной по количеству порціи наиболе худой по качеству пищи, онъ вдругъ (восемь съ половиною случаевъ на десять) погибалъ неожиданно или отъ голода и холода, или по недосмотру попадалъ въ огонь, или неожиданно подвергался удушенію Во всхъ подобныхъ случаяхъ несчастное маленькое существо переселялось въ другой лучшій міръ и соединялось тамъ съ предками, которыхъ никогда не знало.

Въ нкоторыхъ боле обыкновеннаго потрясающихъ случаяхъ собирался судъ присяжныхъ для производства слдствія относительно ребенка, который былъ задушенъ по недосмотру перестилавшихъ кровати или обваренъ въ то время, какъ его купали, — послднее случалось рже, ибо купанье было рдкимъ явленіемъ на ферм. Присяжные задавали при этомъ крайне неудобные вопросы, а прихожане вдобавокъ составляли возмутительный протоколъ, подъ которымъ вс они ставили свои подписи, но наглость такого рода обуздывалась показаніями доктора и сторожа; первый вскрывалъ обыкновенно тло и ничего не находилъ внутри, (что было весьма вроятно), а второй подъ присягой говорилъ все то, что могло успокоить приходъ и доказать его собственное самоотверженіе. На ферму, кром того, являлась время отъ времени проверочная коммиссія, которая за день впередъ посылала сторожа увдомить о своемъ посщеніи. Дти были всегда такія миленькія и чистенькія, когда являлась коммиссія. Чего же еще нужно было людямъ!

Трудно было ожидать, поэтому, чтобы продуктомъ такой системы явилось особенно здоровое тло. Когда Оливеру Твисту исполнилось девять лтъ отъ рожденія, онъ былъ блденъ и худъ, малъ и тщедушенъ. Зато природа, а можетъ быть и наслдственность, дали ему бодрый, здоровый духъ, который могъ свободно разврнуться, благодаря отсутствію преобладанія надъ нимъ матеріальной стороны въ жизни заведенія, хотя послднее обстоятельство могло привести къ тому, чтобы девятой годовщины рожденія и совсмъ не было. Девятая годовщина, однако, наступила и застала Оливера въ подвал съ углемъ, гд онъ находился въ избранномъ обществ двухъ другихъ молодыхъ джентльменовъ, которые, раздливъ съ нимъ достаточное количество колотушекъ, были заперты туда за то, что осмлились предположить, будто они голодны. Не успла мистриссъ Меннъ, добрая леди этого дома, запереть ихъ, какъ была раздражена неожиданнымъ появленіемъ мистера Бембля, сторожа, напрасно старавшагося открыть калитку въ воротахъ.

— Боже милостивый! Это вы мистеръ Бембль, сэръ? — сказала мистриссъ Меннъ, выглядывая изъ окна съ искусно выраженнымъ видомъ искренней радости.- (Сусанна, сведи Оливера и тхъ двухъ мальчишекъ наверхъ и умой ихъ хорошенько!) Богъ мой, мистеръ Бембль! Какъ я рада видть васъ, право!

Но мистеръ Бембль, человкъ тучный и холерическаго темперамента, вмсто отвта на такое чистосердечное привтствіе потрясъ изо всхъ силъ калитку и затмъ нанесъ ей такой ударъ, котораго только и можно было ждать отъ ноги здоровеннаго приходскаго сторожа.

— Подумайте! — сказала мистриссъ Меннъ, выбгая изъ комнаты, (мальчики тмъ временемъ были уже уведены изъ подвала) — подумайте! И какъ я могла забыть, что ворота заперты извнутри!.. Все это ради дорогихъ малютокъ! Войдите, сэръ! Войдите, мистеръ Бембль, сэръ! Пожалуйста!

Хотя приглашеніе это сопровождалось

изысканной любезностью, которая должна была бы смягчить сердце церковнаго старосты, оно не успокоило приходскаго сторожа.

— Не думаете ли вы, мистриссъ Меннъ, что ваше поведеніе корректно и заслуживаетъ уваженія? — сказалъ мистеръ Бембль, крпко сжимая свою палку. — Заставить представителя прихода ждать у воротъ, когда онъ является по дламъ прихода, тсно связаннымъ съ существованіемъ приходскихъ дтей? Разв вамъ неизвстно, мистриссъ Меннъ, что вы уполномоченная прихода и его стипендіатка?

— Видите ли, мистеръ Бембль, все произошло оттого, что я ходила сказать одному или двумъ изъ нашихъ малютокъ, которые такъ любятъ васъ, что вы пришли.

Мистеръ Бембль былъ всегда необыкновенно высокаго мннія о своихъ ораторскихъ способностяхъ и значеніи своей особы. Онъ обнаружилъ одно и доказалъ другое и потому находилъ, что можно допустить и нкоторое послабленіе.

— Довольно, довольно, мистриссъ Меннъ! — сказалъ онъ боле покойнымъ тономъ. — Пусть такъ, какъ вы говорите, пусть такъ, такъ! Откройте, мистриссъ Меннъ, я пришелъ по дламъ и имю кое что сказать.

Мистрисъ Меннъ провела приходскаго сторожа въ небольшую комнату съ кирпичнымъ поломъ, предложила ему стулъ, а на столъ передъ нимъ положила его трехугольную шляпу и палку. Мистеръ Бембль вытеръ потъ со лба, который явился слдствіемъ скорой ходьбы, взглянулъ ласково на свою трехугольную шляпу и улыбнулся. Приходскіе сторожа вдь тоже люди, и мистеръ Бембль улыбнулся.

— Не обижайтесь, пожалуйста, на меня за то, что я вамъ скажу… Вы пришли издалека, иначе я не посмла бы… Не хотите ли нсколько капель чего нибудь подкрпляющаго силы, мистеръ Бембль?

— Ни капли, ни капли! — сказалъ мистеръ Бембль съ достоинствомъ и въ то же время скромно длалъ отрицательный жестъ правой рукой.

— А мн кажется, вы выпьете? — сказала мистриссъ Меннъ, замтивши тонъ отказа и жестъ, сопровождавшій его. — Нсколько капель, и немного холодной воды, и крошечный кусочекъ сахару.

Мистеръ Бембль кашлянулъ.

— Такъ, нсколько капель! — убдительно сказала мистриссъ Меннъ.

— А что это будетъ такое? — спросилъ приходской сторожъ.

— А то, что я обязана всегда имть у себя въ дом для этихъ дорогихъ малютокъ, на случай, если они почувствуютъ себя худо, — отвчала мистриссъ Меннъ, открывая буфетъ и вынимая оттуда бутылку и стаканъ. — Это джинъ! Я не хочу обманывать васъ мистеръ Бембль. Это джинъ.

— Неужели вы даете его дтямъ, мистриссъ Меннъ? — спросилъ мистеръ Бембль.

— Ахъ, спаси ихъ Господи! Ну, разумется, даю, — отвчала сидлка. — Я не могу видть, когда они страдаютъ. Это вамъ уже извстно, сэръ!

— Да, — сказалъ мистеръ Бембль, — вы не можете. Вы женщина сострадательная, мистриссъ Меннъ. (Послдняя поставила стаканъ). Я считаю необходимымъ довести это до свднія комитета, мистриссъ Меннъ! (Онъ подвинулъ стаканъ къ себ.) У васъ чувства настоящей матери, мистриссъ Меннъ! (Онъ взглянулъ на джинъ съ водой.) Я… я съ радостью готовъ выпить за ваше здоровье, мистриссъ Меннъ, — и онъ выпилъ полстакана.

— А теперь къ длу, — сказалъ приходской сторожъ, вынимая карманную записную книжку. — Ребенку, который былъ наполовину окрещенъ, Оливеру Твисту, сегодня исполнилось девять лтъ.

— Спаси его, Господи! — сказала мистриссъ Меннъ, натирая лвый глазъ угломъ своего передника.

— Не смотря на предложенную награду въ десять фунтовъ, которую потомъ увеличили до двадцати, не смотря на все это, — продолжалъ Бембль, — мы никогда не могли узнать, кто его отецъ, такъ же какъ и мсто жительства матери, ея имя и положеніе въ обществ.