Он от нас не ушел. Воспоминания о духовном отце – приснопамятном архимандрите Науме (Байбородине)
Шрифт:
Оказавшись рядом с Пюхтицей, стала приглядываться и примерять к себе, а как это – люди совсем без мяса живут. Попросила у отца Вячеслава разрешения попробовать разговеться на Пасху без мяса, так только, на один мясоед. Да так вот и попробовала – один раз и на всю жизнь. Но на тот момент стаж моего неядения мяса составлял, не считая поста, не больше двух недель.
И вот я делаю такое заявление папе. Папа насторожился: «Это почему? Тебя, может быть, постригли?» И хоть я сказала, что никто меня не постригал, папу это не успокоило. Весь свой визит он был очень встревожен, на все смотрел с чрезвычайной недоверчивостью и, ничего мне не сказав, уехал домой, полный мрачной решимости. А я потом, ничего не подозревая, в очередной приезд в Россию заехала к своей бабушке, там увидела приехавшую маму и стала ее уговаривать вместе со мной поехать к батюшке. Мама не очень охотно, но все же поехала. Но как же я была потрясена
Она вдруг совершенно неожиданно заявила, что требует моего возврата домой и забирает меня немедленно. Батюшка спросил: «Почему?» А она говорит, что так требует папа. Папу вызывают в органы и спрашивают, где его дочь? Что она, сирота, что ли, жить где-то не пойми где? Там, по словам папы, секта какая-то, все очень неправильное и подозрительное. Я стояла совершенно ошеломленная таким маминым коварством и думала, что сейчас-то батюшка ей «пропишет»… Но, к моему совершеннейшему уже потрясению, что же я слышу! Батюшка говорит моей маме: «Ну что же? Она твоя дочь! Ты ее под сердцем носила, ты ее грудью кормила, ты ее растила, конечно, она совершенно бесспорно твоя, поступайте, как считаете нужным».
Я была настолько потрясена таким поворотом дела, что стала очень горько и многослезно плакать, просто рыдать. Я ревела просто безутешно, слезы лились и лились ручьем. Мама стала раздражаться и прикрикивать на меня, что нечего тут истерики устраивать, что никто еще не умер, чтобы так рыдать. Но я не могла успокоиться, а просто выла отчаянно. Батюшка, видя мое такое искреннее огорчение, оценил обстановку, понял, что для меня мамины слова были полной неожиданностью, и стал понемногу переходить на мою сторону. Он спросил у мамы, а что же они собираются со мной делать дома: замуж хотят выдать или как? Мама с пафосом воскликнула: «Что значит “замуж выдавать”? Она взрослый свободный человек, сама решит, что ей делать!» Батюшка тогда и говорит: «Вот именно. Она взрослый и свободный человек и сделала свой выбор. Имеет же она на это право. А отца если вызовут, так и говорите, что ей же не пять лет, за ручку сейчас уже не уведешь куда захочешь, она взрослая и сама решает, где ей жить и чем заниматься».
И так я осталась в Эстонии. Там было много батюшкиных чад, которые жили общинками, наподобие монастыря. Это были такие неофициальные монашеские учреждения, где сестры были не пострижены, но вели образ жизни монастырский. Все они где-то работали, в основном в больнице медсестрами, санитарками. Ходили в храм или в монастырский, или в храм города Йыхви [20] . А дома у них было общее хозяйство, общий стол, общая молитва. Вся работа распределялась, как в монастыре, начальствующей сестрой. Старшей над всеми была Нина Комарова (ныне покойная игумения София). В дальнейшем все эти сестры приняли монашеское пострижение и разошлись по разным монастырям.
20
В Богоявленском храме города Йыхви в период с 17.04.1950 по 15.07.1958 год клириком был тогда еще совсем молодой священник – иерей Алексий (Ридигер), будущий Святейший Патриарх Московский и всея Руси. Так получилось, что уже, будучи игуменией, я оказалась проездом в городе Йыхви. Ехала я со своими спутницами рейсовым автобусом из Таллинна, чтобы попасть в Пюхтицу. В автобусе чувствовалось, что по отношению ко всем остальным пассажирам мы иноземцы, случайно оказавшиеся в чужой стране. Но когда проезжали мимо Богоявленского храма, одна из сестер, путешествовавших со мной, спросила, православный ли это храм? На это я ей стала горячо объяснять, что это храм не просто православный, а и с большой историей. Ведь здесь служил священник, ставший впоследствии Патриархом. И тут произошло неожиданное: весь автобус встрепенулся, все пассажиры заговорили по-русски и стали задавать мне уточняющие вопросы. Мне было так радостно, ведь дух христианства есть в каждом народе и хороших людей гораздо больше, чем плохих. И большинство людей готовы объединиться в делании добра.
Меня очень заинтересовал и увлек их образ жизни. Это было здорово, это было то, к чему я, сама не понимая, стремилась всю жизнь, но никогда не додумалась бы до этого без воздействия извне. Я ходила к сестрам в гости, мне все в их быте нравилось чрезвычайно. Особенно то, что они имели очень много интересных книг. Там я впервые прочитала Дивеевскую летопись. Эти общинки и Пюхтица – такое сочетание было для меня просто потрясающе!
Из Прибалтики в Азию
Но на приходе что-то опять
Но, к своему счастью, эту тяготу свою я додумалась все же донести до батюшки. Когда я приехала к нему, он мне сразу сказал, что если хочу, могу переселиться к Нине. Это даже очень хорошо будет. Но я стала нести какую-то ахинею, что уже и у Нины не хочу. И батюшка тогда мне говорит: «А в Ташкент хочешь?» Я спрашиваю: «А там же тоже есть сестры, как у Нины?» Батюшка отвечает: «Да не совсем так, как у Нины, но там есть А., она хорошая монахиня». Мне это так понравилось, что меня вдруг к монахине посылают! Согласилась без раздумий. Я не имела при себе никаких вещей, в руках у меня был только небольшой пластиковый пакет. Жила тогда без проблем, была очень легкой на подъем. Батюшка даже дал мне денег на дорогу. И сказал, что из-за того, что родители мои были против, так ничего у меня и не получилось в Эстонии. А перед поездкой в Узбекистан велел мне зайти в Троицкий храм, приложиться с усердной молитвой к Преподобному, попросить у Преподобного благословения и содействия в том, чтобы и родители отпустили меня с легкой душой. Пока никому из земных ничего не говорить, а после молитвы у Преподобного бежать в аэропорт и постараться улететь.
Я пошла к Преподобному, потом побежала на электричку, а по дороге встретила Наташу, свою тетку. Видимо, вид у меня был такой торжественно-таинственный, что она стала допытываться, куда я еду. Но я ничего ей не сказала.
Наташа предположила, что, наверное, в Дивеево. Я не стала ни отрицать, ни соглашаться и скорей убежала. Это был август. В аэропорту народу было море. Я поняла, что с билетом будет очень непросто. У касс огромные очереди. У меня был опыт. Я знала, что можно купить билет Аэрофлота на какой угодно рейс, а потом пройти на посадку туда, куда захочешь и куда получится. Главное, чтобы был билет на руках. Но мой первый порыв был невинный и наивный. Когда я вошла в Шереметьево, увидела, что до вылета ближайшего самолета на Ташкент где-то час с небольшим, уже идет посадка. Я и пролезла к кассе с надеждой купить билет прямо на этот рейс. И длиннющая очередь, измученная жарой и долгим стоянием, почему-то не возмутилась и не обличила меня в непорядочности, когда я сказала, что уже идет регистрация на рейс, и попросилась пропустить. Я моментально оказалась у окошка и попросила билет, на что кассирша ответила, что билетов на ближайшие пятнадцать дней нет.
Тогда я «перестроилась» на ходу и купила билет, какой дали, недели за две или за три. С этим билетом побежала на регистрацию, надеясь, что меня возьмут на досадку. Но там таких «умников» и без меня хватало. Как раз в стране проводилась какая-то Спартакиада или что-то такое, летели всякие знаменитости, и никакой надежды не было на свободные места для досадки. Я пропустила несколько рейсов в Шереметьево, потом переехала в Домодедово. Там тоже было очень много народа. Я уже как-то притомилась, но помнила батюшкины слова, что у меня получится улететь сегодня, и продолжала надеяться. И вдруг по радио объявляют, что желающие улететь в Ташкент могут пройти ко второй галерее. У меня в руках был только маленький пакетик, и поэтому я очень легко добежала до второй галереи. Там была еще какая-то девушка с огромным чемоданом. Мы с ней вместе прошли регистрацию и побежали по летному полю искать свой самолет. Такая нетипичная, даже просто невероятная была ситуация. Я все это и тогда и сейчас объясняю себе только произволением свыше и батюшкиными молитвами.
Кому это нужно было делать такие объявления? Ведь порой случалось так, что билетов достать невозможно, а в самолете остается много свободных мест. При этом никто ничего никогда никому не объявлял. А тут мы буквально, как по базару, бежали по летному полю и спрашивали, где нам найти ташкентский самолет. Нашли, наконец, сами, нас там дождались, указали на единственные свободные места, тут же за нами закрыли двери, и экипаж приступил к полету. Такое начало меня впечатлило.
В Ташкент мы прибыли около одиннадцати вечера по местному времени. Ташкент меня приятно поразил своей красотой, своим теплом и человеческим радушием. Когда сходила с трапа, сам воздух показался необычайно теплым и ароматным.