Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить
Шрифт:
— Может, вы сами сходите, а я здесь вас подожду?
— Я здесь сегодня уже была, — обернулась Таня.
Черных переминалась с ноги на ногу. К нижней губе неряшливо прилипла шелуха от семечки. Танин взгляд постоянно натыкался на эту шелуху, и она быстро отводила глаза, не зная как сказать женщине об этом. А за дверью их ждет Дима.
— У вас на губе…, э-э, прилипла, — показала она, притронувшись пальцем к своему рту.
Черных испуганно схватилась за свой рот и быстро смахнула шелуху:
— Все? — спросила она.
— Да. Ну, все, пошли.
Черных послушно поплелась за ней. Удивительно, но эта женщина, старше ее как минимум лет на пятнадцать, мать троих детей, так легко ей подчинялась и сейчас, и дома. Видимо, это школьные навыки давали о себе знать. На уроках у нее сформировались определенные интонации для поддержания дисциплины. На втором году работы ей уже легче было привлекать внимание детей к рассказываемому материалу, пресекать посторонние разговоры, наводить тишину в классе. Она чувствовала, когда нужно быть строгой, а когда можно вести себя без затей.
Через час бесконечных расспросов, объяснений, заполнений формуляров и подписей Дима очутился на свободе. Оставалось заявление владельца машины. Таня была не против, чтобы родители Димы платили за причиненный их сыном ущерб, глядишь, и на водку бы денег меньше осталось, но не хотелось ставить клеймо на Димкиной биографии. Да и не верилось в кражу зонтика, когда бы он успел сбыть зонт, и зачем тогда вернулся в машину? Мог ведь хозяин забыть, что зонта в машине не было. Когда Дима с матерью вышли, она узнала адрес Зеновского — хозяина машины. Мать с сыном стояли на улице. Дождавшись Татьяну, мать Димы, предпочитавшая в милиции молчать, как и советовала ей Таня, заговорила:
— Я узнаю, где живет этот г…, и заставлю его забрать заявление.
— Лариса Николаевна, нельзя так при мальчике, — попробовала урезонить ее Таня.
Но Черных уже чувствовала себя победительницей, она долго молчала в милиции, и теперь выпускала пар.
— А ему можно, таскать моего сына за ухи из-за хренового зонтика? Жлоб настоящий. Ну, ничего, Владька ему покажет. А то удумали, из старшего сына хотят преступника сделать, им этого уже мало, к Димке руки подбирают.
— Вы не должны втравливать в это дело старшего сына. Если Дима не крал, милиция разберется. А идти по пути угроз — будет хуже и Диме, и Владу. Он, насколько я поняла, осужден условно, лишние конфликты ему ни к чему.
Но мамаша не вняла словам Тани.
— Нет, он должен ответить за избиение моего ребенка, мы ему покажем.
— Тогда пишите встречное заявление, и пусть его наказывает суд. Разбирайтесь через суд, — Черных скорчила презрительную мину. — Сейчас важно проследить, чтобы Дима вечерами был дома. Нельзя, чтобы это повторилось. Вы же сами слышали, что начался месячник по профилактике правонарушений малолетними, каждый вечер рейды будут прочесывать дворы и даже подъезды, и если после десяти вечера ребенок будет один, без взрослых на улице или в компании таких же в подъезде, родителей
— Вот так делают из детей преступников, план они что ли выполняют.
— Нет, это — профилактика. Весна, на улице потеплело, больше детей стало пропадать во дворах. Кстати, я так и не поняла, почему ты, Дима, убежал из дома?
Дима, внимательно слушавший их разговор, опустил голову, когда Таня посмотрела на него.
— Да с отцом он поругался, — ответила за сына мать.
— Он мне не отец! — выкрикнул Дима
— Да он тебе больше, чем отец. Твой папаня уже полгода алименты не платит. А Федор тебя кормит, одевает. Ты его должен слушаться как отца родного.
— Он все равно не имеет права! — закричал Дима и замолчал.
— Что не имеет права? — спросила Таня, но он молчал.
Тогда она перевела взгляд в сторону матери:
— Ну, ладно, нам домой пора, — услышала она вместо ответа.
Таня сразу же пошла к Зеновскому по адресу, который узнала в милиции, но дома никого не оказалось. В шесть часов она снова собралась наведаться в эту квартиру. Зашел Максим. Она уже была одета. Как же он всегда не вовремя! Она не хотела вдаваться в подробности куда идет. Максим предложил подвезти, он как раз был на машине. По дороге он выпытал у нее все.
— Хочешь, я схожу с тобой? — спросил он, остановив машину у подъезда.
— Не надо, я сама.
— Вдвоем мы быстро убедим его забрать заявление.
— Пока я просто хочу поговорить с ним, узнать, как все произошло. Ты поезжай, не жди меня, это может затянуться надолго.
— Нет, я буду здесь, вдруг тебе потребуется моя помощь. Я пока послушаю музыку. Ты в какую квартиру идешь?
— Шестьдесят девятую.
Вернулась она минут через тридцать. Максим не тронулся с места, пока не выслушал ее рассказ:
— Хорошо, что пришла его жена. Сначала он был очень агрессивно настроен, я думала, что ничего не добьюсь, он даже не хотел меня слушать.
— Я же говорил тебе, пойдем вместе, — напомнил Максим.
— Но потом пришла его жена с работы, она меня поддержала. Оказывается, она потеряла зонт еще прошлой осенью, а он про это забыл. А новый зонт у нее был с собой. Но даже после этого он долго твердил о наказании Димы. А если кражи зонта не будет в деле, то и наказать его вроде не за что. Уж очень он был зол на Диму, за то, что он залез в его машину.
— Я его прекрасно понимаю, — заметил Максим.
— Если бы не жена, его переубедить бы не удалось. У них тоже сын, он сейчас в армии. Я рассказала, им про Димкину семью, она пожалела мальчика, что бедняге негде было переночевать, и уговорила своего мужа забрать свое заявление. Завтра он зайдет в милицию.
— Тань, скажи честно, — спросил Максим, — ты действительно желаешь помочь пацану и веришь, что он не вор, или тебе нельзя подводить школу, и ты не хочешь, чтобы твой класс склоняли на всех педсоветах и упоминали в отчетах.