Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить
Шрифт:
— Конечно же, второе. Это такое пятно на класс и всю школу! — гневно ответила Таня.
Максим завел машину и поехал.
— Ты не обижайся, но ты же сама знаешь, что твой Димка вор. Вспомни про червонец. И после этого ты его так яро защищаешь. Я вовсе не хочу, чтобы твой ученик попал на учет в милицию, просто мне интересно, что двигает тобой.
— Я не знаю, что у него творится в семье. Но он несчастен, иначе бы не сбежал из дома. А про те десять рублей он сегодня признался. Я ждала этого, верила, что он поймет,
— Да он просто испугался, что ты бросишь его одного в милиции. Кстати, о несчастных детях. Я в свое время с друзьями до утра сидел во дворе с гитарой и портвейном или гулял всю ночь по улицам, и как ты понимаешь, не потому, что меня и друзей обижали дома.
— Он был один. Ему некуда было приткнуться, и он залез в машину.
Зеновский, как и обещал, забрал заявление. Дима приходил в школу вовремя, Таня каждый день утром проверяла, пришел ли он, даже если не она вела первый урок в классе. Но ей было тревожно. Она стала заходить по вечерам к Черных, чтобы убедиться, что Дима дома. Первые дни мать Димы ворчала, что она их контролирует и не верит, как они хорошо относятся к ребенку, но потом просто звала сына:
— Дима, иди, покажись учительнице.
Иногда дверь открывал ее муж, он тоже звал Диму:
— Димка, иди сюда. Твоя учительница заснуть не может, пока тебя не увидит.
Несколько раз до их дома ее подвозил Максим, если был в это время у нее. Он подтрунивал над ней, но все равно шел провожать.
— Как только ты уходишь, он тут же одевается и бежит гулять, — смеялся он.
— Все может быть. Но если он уже гуляет, то должен к десяти быть дома, чтобы показаться мне, это все-таки дисциплинирует. А потом ему уже или не захочется снова одеваться, идти на холод, или родители не отпустят.
— Я терплю это, пока не закончится месячник, — брюзжал Максим, — как только он закончится — никакой общественной работы по ночам.
Однажды Лариса Николаевна пошла выгуливать собаку и проводила Таню почти до самого дома. Она рассказала о своем первом муже, о том, какой хороший теперешний ее муж, взял ее с двумя детьми, как хорошо зарабатывает. Он ничего не имеет против ее старшего сына, несмотря на то, что прописан у родного отца и бабушки. Отец его — ее первый муж, совсем спился, как бы не загнулся от белой горячки, бабку совсем измучил, она на ладан уже дышит, и Влад ночует у них очень редко. А новый муж и Диму любит, денег ей на него не жалеет, только Дима не имеет никакой благодарности.
— Не позволяйте своему мужу попрекать Диму тем, что он его содержит, — убежденно сказала Таня. — Дети и не должны быть благодарны родителям за то, что их кормят и одевают. Это священная обязанность родителей. А плата за это — не благодарность, а счастье детей.
— Красиво говоришь, научили вас в ваших университетах. А у самой-то дети есть?
— Нет.
— Вот,
Лариса Николаевна стала прощаться. На этом они расстались. Таня не сразу пошла домой, вечер был тихий и теплый, она немного прогулялась. С чего это Черных взяла, что она говорит заученные слова? Таня сказала ей то, что думала. А в университете таким вещам как раз и не учат.
У подъезда курил Максим.
— Ты что так долго? — спросил он, когда она подошла, — целый час тебя жду.
— Я гуляла, погода замечательная.
— Нечего тебе разгуливать одной.
— Хочу и гуляю, — с вызовом ответила Таня.
— Ты слышала, что на этой неделе девушку убили?
— Нет. Ужас какой-то…
— В городе появился маньяк. Это уже третий случай.
— Третий? — переспросила Таня. — Значит и ту, про которую ты говорил, убил маньяк?
— Я тебе разве уже говорил? — удивился Максим, а потом спохватился. — Ах, ты про Берестову. Нет, конечно. Считай сама: на этой неделе — раз, прошлой осенью — двое, итого три.
— Прошлой осенью — одна. Насколько я слышала.
— Я знаю немного больше твоего. В том году, когда убили одну девушку, сразу же арестовали ее парня, и поэтому преступление считалось раскрытым, и только позже появились улики в его пользу. Парня отпустили, дело осталось нераскрытым, но и слухов не было. Ладно, пойдем домой, — он взял ее под руку и они зашли в подъезд.
На следующий день в десять часов вечера Максим подвез ее по знакомому маршруту. Дверь долго не открывали. Наконец, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Увидев Татьяну, Лариса Николаевна сразу отвернулась, чтобы гаркнуть сына, но когда он не подошел, сказала, отводя взгляд:
— Спит уже, завтра в школу.
По этому уклончивому взгляду Татьяна поняла, что Черных сегодня выпила.
— Я хочу убедиться, покажите, где он спит.
— Опять училка? — весело крикнул из кухни сам Черных, — зови ее к нам.
Он, наверное, снова расслаблялся после суток. Лариса Николаевна провела ее в детскую и включила свет.
— Ну, и настырная вы, — с уважением сказала она.
— Выключите свет, — попросила Таня виновато, увидев, как на кровати зашевелилась темная мальчишеская головка.
Но Черных свет не выключила, а стала оглядываться.
— Женя, а Дима где? — склонилась она над подушкой, где недовольно щурился мальчик, которого Таня приняла за Диму. И тут только Таня заметила, что в комнате стоит вторая кровать, которая сейчас пустовала.
— Не знаю, ушел куда-то.
— Давно?
— Ага. Еще когда вы на кухне разорались, а он потом зашел, оделся и ушел.
— Ну, значит придет скоро, — сделала вывод мать и выключила свет, — спи Женечка.