Он. Она. Другая
Шрифт:
После долгой прогулки ужинаем в кафе в центре, а в восемь возвращаемся домой. Удивительно, как Нафиса не заснула по дороге. Казалось, у нее второе дыхание открылось, потому что в пути она пересказывала нам весь свой день.
Нариман доводит нас до квартиры и уже собирается прощаться, как Нафиса поворачивается к нему и, взмахнув пушистыми ресницами, спрашивает удивленно:
– А ты что не к нам?
Нариман, рассмеявшись, садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с малышкой, ответил:
– Тебе нужно ложится спать, а маме отдыхать,
– Но я не хочу, чтобы ты уходил, - надув щечки, пробубнила она.
– Мне тоже завтра на работу. Но я могу приехать завтра, хорошо?
Не глядя на него, она кивает, но в следующую секунду все-таки добивается своего, сказав :
– А ты сказки умеешь читать?
– Умею, - Нариман поднимает голову и ловит мой растерянный взгляд.
– Почитаешь?
– Ну хорошо, - сдается он и тут уж я бессильна: если эта девочка что-то вбила себе в голову, то она доведет все до конца. Один в один тетка!
***
– Жил был Сон. Как все сны, жил он в прекрасной загадочной стране снов. Был этот Сон совсем еще юный и неопытный, - с чувством, с толком, с расстановкой Нариман читает историю из любимой синей книжки Нафисы “Сонные сказки”. Дочка в розовой пижаме с единорогами сидит под крылышком великана и увлеченно слушает, хотя этот рассказ мы с ней уже читали. Но я знаю, какого именно момента ждет. Ей нравится, когда читая диалоги, я меняю голоса и от Наримана она хочет того же.
– Здравствуй, Кошка! Почему не спишь? Спросил он, - мужчина специально делает голос ниже и Нафиса довольно хихикает.
– Не знаю, не хочется. Ответила Кошка.
Стоя у двери, но не показываясь им, смеюсь в кулак от того, что он может быть таким милым. Хочу остановить мгновение и насладиться им вместе с ними. Но я тихонько иду на кухню, чтобы поставить чайник, накрыть на стол и поблагодарить Наримана. Ведь на Востоке мы не отпустим гостя без чашки чая. Но когда через несколько минут я иду в комнату, то застываю на пороге, обнаружив, что и Нафиса, и Нариман уснули. на уже успела перевернуться на бочок, а он заснул полулежа. Книжка, открытая посередине, покоится на его груди.
Подойдя к кровати, включаю ночник, а основной свет выключаю. Затем убираю книгу на тумбочку и смотрю на Наримана в мягко-желтом свете лампы. При первой встрече он показался мне таким же холодным и отстраненным, как Таир. Он был немногословен, серьезен и улыбнулся лишь раз. Но я помню, что с ним я почувствовала себя защищенной. За эти несколько дней я узнала его с другой стороны и поняла, каким сильным, жестким и одновременно ласковым он может быть. Он ругается матом и при этом тащит на себе огромную панду для маленькой девочки. Вот она, сидит в углу и смотрит на меня внимательно. Поднимаю руку и осторожно касаюсь его плеча.
– Нариман, - шепчу я.
– Просыпайся.
– Ммм, - мычит он, еле разлепив веки.
– Который час?
– Десять уже. Ты читал сказку и уснул.
– Ой! Что это?!
– внезапно пол подо мной качнулся, а кровать зашаталась.
Нариман
– Землетрясение! Вставай под косяк!
Страх сковывает, но я делаю так, как сотни раз учили. Нариман, обнимая дочь, встает напротив меня.
На улице с грохотом то-то падает и мы резко поворачиваемся на звук, а потом одновременно смотрим друг на друга. Нас все еще раскачивает, точно на волнах; гул не прекращается, а за окном уже воет сирена, которую обычно включают при чрезвычайных ситуациях. Тут же в памяти всплыли январские события, когда в городе стреляли, а людям запретили покидать дома.
Я родилась в Алматы, и даже посчитать не могу, сколько мы пережили землетрясений. Но никогда оно не длилось так долго, как сейчас. От страха, что сейчас все начнет рушится, как в Турции, меня начинает трясти. Нариман протягивает руку и я крепко ее сжимаю, найдя в ней опору. Нафиса просыпается и зовет меня.
– Мама…
– Все хорошо, зайка. Спи. Все хорошо, - успокаиваю ее, поглаживая свободной рукой по спине. Пытаюсь унять дрожь, чтобы мой страх и волнение не передались ей. В такую минуту остается только обратиться к Всевышнему и я вполголоса читаю молитву: “Бисмилляхи Рахмани Рахим” (Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного).
Глава 18. Он - мой
Сабина
Я не знаю, что больше меня пугает до чертиков: не прекращающиеся уже минуту подземные толчки, от которых вещи попадали с туалетного столика, в зале с полок серванта полетел и разбился мамин хрусталь, а люстра на потолке зажила своей жизнью; или же громкая сирена и тревожный мужской голос, что велит нам не поддаваться панике и выйти на улицы, когда все остановится; а может это жуткие кадры разрушительного турецкого землетрясения, всплывшие в моей голове в момент жесточайшей паники.
– Сабина, посмотри на меня!
– велит собранный Нариман.
– Посмотри! Не паникуй! Сейчас все закончится.
– Нас никогда так не трясло!
– голос срывается и уже начинает кружится голова.
– Я знаю. Как только все успокоится, выйдем на улицу.
На кухне с шумом что-то грохнулось, отчего малышка окончательно проснулась и недоуменно посмотрела сначала на Наримана, а потом на меня:
– Что случилось, мама?
– Ничего страшного, Нафиса, - выдавливаю из себя улыбку и на ходу придумываю объяснение.
– Просто камешки под землей сдвигаются и мы здесь это чувствуем. Но ты не волнуйся, это не страшно.
– А почему мы здесь, если не страшно?
– запнувшись, она часто моргает, прогоняя сон.
– Мы ждем, пока все закончится. Это такая игра, - спасает положение Нариман.
– Аааа,да? Это как пол - это лава?
– Да-да-да, - синхронно киваем мы и, кажется, от ее настроя и я успокаиваюсь.
Гул стихает, толчки прекращаются также резко, как начались.
– Надо выходить, - говорит Нариман, все также держа мою дочь на руках. Она висит на нем точно обезьянка, обняв ручками за шею.