Она была актрисою
Шрифт:
Вика твердо знала, что никакого Ромео Денис не потянет. Дашенька, та годится, точно, а вот он… Видимо, Преображенский из желания выдвинуть свой кумир закрыл глаза на реальную действительность. Не станет же девочка играть одна, а партнера ей, увы, нет! Только не скажешь прямо в лицо Денису — ты, мол, бездарен…
— У Дениса возраст не подходит, да и типаж не тот, — дипломатично заметила она.
— В академических театрах Ромео играют до пенсии, — парировал Денис. — По-моему, Евгений Борисович здорово придумал. Дашенька наконец-то раскроется по-настоящему, а то в последней
Наташа пожала плечами.
— Денис, ну, какой из тебя Ромео! Это роль для великого актера, а тебе театр постольку-поскольку.
— Естественно, если я полспектакля стою в качестве мебели у задника, театр и будет для меня постольку-поскольку. Мне ни разу не дали настоящей роли, но я никогда не обижался. В конце концов, Виктории Павловне виднее. Но раз сам Евгений Борисович увидел во мне потенциал, так я честно скажу, что согласен. Я и сам чувствую, что способен на любую роль, на главную. Тем более, Ромео — роль простая, это тебе не Гамлет.
Сосновцев тоненько хихикнул:
— К тому же реальные взаимоотношения героев помогут им ярче выразить себя на сцене. Если у Дениса и могли бы возникнуть проблемы с другой партнершей, то с этой — никогда.
Вика категорически не была согласна. С той ли партнершей или с иной, Денис на сцене зажимается и не только скучен, но почти жалок. Она вежливо произнесла:
— Но у нас уже есть планы. Мы ставим новую современную пьесу, это привлечет к театру гораздо больше внимания, чем Шекспир!
Она полагалась на тщеславие директора, однако просчиталась.
— Будет крайне неприятно, Виктория Павловна, если мы не выполним последнюю волю великого мастера, именем которого решили назвать коллектив. В городе будут просто поражены! Беседуя с журналистами, я успел упомянуть паре-тройке из них об идее Евгения Борисовича, и она всем пришлась по душе. К тому же… — он запнулся, опустив глаза, — ах! мне не хотелось затрагивать эту тему, но я вынужден. Если я правильно понял, новая пьеса принадлежит перу госпожи Лазаревой?
— Да.
— Будь Евгений Борисович жив, он бы не допустил этого, а я в некотором роде полагаю себя его душеприказчиком, если можно так выразиться. Я поставил целью свято блюсти волю своего безвременно ушедшего друга.
— Друга? — иронически повторила Наташа.
— Да, именно. Поверьте, я ничего не имею лично против госпожи
Лазаревой, более того, я всегда стараюсь относиться к женщинам со всевозможной деликатностью, но если выбирать между деликатностью и дружбой… Буду откровенен. Евгений Борисович считал последнюю премьеру большой ошибкой. Замечательная труппа, которая сумела сыграть самого Шекспира, вдруг опустилась до низкопробного детектива!
— Он вовсе не низкопробный, а очень умный и психологически достоверный.
— Евгений Борисович был не согласен с вами, Наташенька. Очевидный дилетантизм пьесы резал глаз всякому искушенному зрителю.
— Дядя не стал бы играть в пьесе, которая ему не нравится. Вы плохо его знаете.
— Стал, стал — из благородства. Он не хотел подводить коллектив. Но на будущее он решил оградить его от повторения
Сосновцев словно не замечал, что Марина находится в двух шагах. Она медленно заливалась краской, и Вика поспешила вмешаться.
— Это была шутка. Он здорово подшутил и над ней, и точно так же надо мной. А потом, после спектакля, очень нас хвалил.
— Вас хвалил, Виктория Павловна, — возразил Александр Михайлович. — Это подтверждают и присутствующие журналисты, например, сама Юлия Чернова. А вот насчет госпожи Лазаревой она придерживается другого мнения. Она полностью согласна с тем, что в память Евгения Борисовича надо поставить «Ромео и Джульетту», а дешевые поделки Лазаревой забыть, как страшный сон. Дашенька, вы ведь согласны?
— А? — неуверенно выдавила та. — Мне все равно. Как Виктория Павловна, так и я.
— Какие глупости! — вскипел Денис. — Тебе предлагают Джульетту, это твоя роль, идеальное попадание, а тебе все равно! Бездарную Наташку позвали в сериал, а ты с твоим талантом собираешься прозябать! Нельзя же быть такой наивной, честное слово! Тебя оттирают, а ты…
Даша нежным жестом поднесла ладонь к его губам, заставляя замолчать.
— Наши планы уже определились, — твердо заявила Вика.
— А мои еще нет, — развел руками директор. — Вы помните, Виктория Павловна, предполагалось отдать помещение студии под биллиард? Разумеется, мне как любителю искусства это претит, но в нынешние времена, когда нас так давят налогами… Конечно, если мы сможем рассчитывать на поддержку прессы, сохранить студию будет легче. Да и у меня самого не поднимется рука на любимое детище самого Преображенского! Буду согласен терпеть убытки в память великого артиста. Но, если его память перестанут чтить, если его имя опорочат, то я и городская общественность… мы предпочтем…
«Как по нотам разыгрывает, сволочь, — с ненавистью подумала Вика. — Во у Маринки характерец, черт бы ее побрал! Всех умудрилась настроить против себя — и этого козла, и стерву Чернову! Чего ей стоило подписать интервью, рука бы не отсохла! Тогда этот козел не посмел бы ее тронуть, а теперь…»
Требовалось как-то подипломатичнее среагировать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, только ничего дельного на ум не шло. Но тут раздался стук в дверь, и Виктория Павловна с огромным облегчением крикнула:
— Войдите!
Появилась Галина Николаевна, за ней в комнату бочком вполз Талызин, и Вика в который раз подивилась его невзрачности да неуклюжести. Кто б мог предположить, что этот человек успел за пару дней всех допросить и выведать кучу сведений? Не иначе, ему просто повезло. А чего это он так рано? Впрочем, нет, не рано — время пронеслось незаметно. К тому же в некотором смысле он удивительно кстати — неприятная минута разрешения конфликта откладывается на неопределенный срок. За этот срок многое может случиться! Таков был Викин жизненный принцип — не думать о неприятном до тех пор, пока есть к тому хоть малейшая возможность.